– В праздники можно. По паре рюмочек даже нужно! Спиртное снимает нервозность и улучшает кровообращение. Главное – не злоупотреблять, а в меру всё можно.

– Я думаю, бабушка, наш тренер с тобой на эту тему поспорил бы, – произнёс Славка и первым проник в полумрак парадной.

– Вот так, бабуля. А ты говоришь! – сказал я и улыбнулся, демонстрируя красивые ямочки на щёках.

– Пойдём, мой хороший! – улыбаясь, произнесла бабушка и, поцеловав меня в темечко, вошла в открытую дверь.

Я зачем-то обернулся и ещё раз посмотрел на пьянчуг.

Мужчина всё матерился, но только делал это намного тише, жестикулируя руками.

Его образ остался в моей памяти, и я, зло сплюнув на асфальт, пошёл догонять своих.

Тридцатого августа приехали мама и папа. Наша радость не знала границ, ведь мы не видели родителей без малого полгода. Их чемоданы ломились от подарков, и это усиливало наше праздничное настроение.

Последний день каникул мы провели вчетвером в ЦПКиО (Центральный парк культуры и отдыха), кормя ручных белок и катаясь на лодках по пруду. Бабушку Тамару оставили дома готовить нам праздничный стол по случаю приезда родителей и предстоящего начала учёбы в пятом классе. Кушанья удались на славу.

Первого сентября, как и в предыдущие годы, накрапывал мелкий дождь и поэтому школьную линейку с улицы перенесли в актовый зал.

Под выступление директора школы и какого-то ответственного работника из ЦК ВЛКСМ, я любовался своими родителями.

Как сейчас помню их красивые, счастливые лица, на которых отчётливо читалась гордость за своих детей и детей всей Страны.

В тот момент я был признателен папе и маме, что являюсь их сыном, что имен но Я – ИХ сын!

Хотя мамы и папы часто не было дома, но для меня родители были самым большим авторитетом на свете, даже (честно признаюсь) большим, чем компартия.

После урока Мира и вступительной речи классного руководителя мы были отпущены по домам.

Дождик прекратился, и выглянуло яркое, тёплое солнце. Возле парадной лестницы школы, внизу, нас ждали родители.

Не заходя домой, мы вчетвером отправились гулять по Летнему саду, где под задумчивые и порой суровые взгляды статуй играли в догонялки, оббегая мелкие лужи, и купались в жёлто-оранжевом море влажноватой опавшей листвы. Это было здорово!

Семейный ужин был завершён, мы со Славой, собрав портфели на утро, готовились ко сну в нашем отсеке комнаты.

Моё внимание привлёк звук, доносящийся с улицы. Казалось, что прямо под окнами жалобно плачет ребёнок.

Я встал на табуретку и выглянул в открытую форточку. Увиденное мне не понравилось.

– Славян, будь другом, подай мне, пожалуйста, вон тот сломанный танчик, – попросил я Славу и указал рукой на игрушку, одиноко стоявшую на книжной полке.

– Держи, Женька, – через несколько секунд отозвался друг-брат и протянул мне макет боевой машины.

– Я думаю, она нам не нужна?! – наверное, больше утвердительно, чем вопросительно произнёс я и прицельно бросил танчик в форточку.

– Ага! Получил?! Больно тебе? Вот и щенку было больно! – кричал я в окно, видя, как сломанный танк достиг своей цели, попав живодёру чуть выше коленного сустава левой ноги.

Мужчина, скрючившись от боли, массировал травмированную ногу и исподлобья всматривался в окна дома, откуда прилетел нежданный «подарочек».

Увидев меня, он выпрямился и, выставив правый кулак в мою сторону, крикнул:

– Ну, сопляк, я тебя запомнил! Ты попадёшься мне, и тогда я тебе башку оторву!

– Женя, что происходит? – спросил Слава.

– Ой, как страшно! – напоследок крикнул я и, спрыгнув с табуретки, ответил Славику:

– Да, ты представляешь, тот пьянчуга, который на днях на пьяную побитую женщину орал, сейчас маленького щеночка на верёвке тянул. Верёвка прямо за шею была привязана, а щенок идти не хотел и упирался всеми лапками. А этот, садюга, его волоком тащил.