Жители Альбуферы считали его колдуномъ и не одна женщина, воруя дрова въ Деесѣ, при видѣ того, какъ онъ подходилъ съ Санчой вокругъ шеи, осѣняла себя знаменіемъ креста, какъ будто передъ ней предсталъ дьяволъ. Всѣ поняли, почему пастухъ, ночуя въ лѣсу, не боялся большихъ гадовъ, кишѣвшихъ въ кустарникахъ. Санча, т. е. дьяволъ, охраняла его отъ всякихъ опаоностей.
Змѣя росла и самъ иастухъ возмужалъ, какъ вдругъ пропалъ изъ виду жителей Альбуферы… Говорили, что онъ пошелъ въ солдаты и воевалъ въ Италіи. На дикой равнинѣ не паслось больше ни одного стада. Выходя на берегъ, рыбаки не осмѣливались зайти въ троестникъ, покрывавшій проклятыя лагуны. Лишившись молока, которымъ ее угощалъ пастушокъ, Санча, вѣроятяо, охотилась за безчисленными кроликами Деесы.
Прошло восемь или десять лѣтъ и вотъ однажды жители Салера увидѣли, какъ по дорогѣ изъ Валенсіи шелъ опираясь на палку и съ ранцемъ за плечами, солдатъ, гренадеръ, худой и желтый, какъ лимонъ, въ черныхъ гетрахъ до самыхъ колѣнъ, въ бѣлой курткѣ съ красными отворотами, въ шляпѣ вида митры на волосахъ, заплетенныхъ въ косу. Несмотря на большіе усы, его узнали. Это былъ пастухъ, вернувшійся домой, чтобы снова взглянуть на родныя мѣста. Онъ отправился въ лѣсъ на берегу озера и достигъ болотистой равнины, гдѣ раньше пасъ свое стадо. Кругомъ никого. Стрекозы порхали надъ высокимъ камышемъ съ легкимъ стрекотаніемъ, а въ скрытыхъ кустарникомъ болотахъ плескались жабы, обезпокоенные приближеніемъ солдата.
– Санча! Санча! – тихо позвалъ бывшій пастухъ.
Кругомъ ни звука. Лишь издали доносилась сонная пѣсенка невидимаго рыбака, ловившаго рыбу въ центрѣ озера.
– Санча! Санча! – снова крикнулъ солдатъ изв всѣхъ силъ.
Повторивъ еще нѣсколько разъ овой призывъ, онъ вдругъ увидѣлъ, какъ задвигалась высокая трава, и услышалъ шорохъ раздвигаемаго тростника, словно полэетъ тяжелое тѣло. Среди камыша заеверкали два глаза на одномъ уровнѣ съ его глазами и къ нему приближалась плоская голова, шипя острымъ, какъ шпилька, языкомъ, тауъ что кровь въ немъ застыла и жизнь, казалось, остановится. То была Санча, но огромная, великолѣпная, достигавшая человѣческаго роста, волочившая среди кустарника свой хвостъ, конца котораго не было видно, съ разноцвѣтной шкурой, толстая, какъ стволъ сосны.
– Санча!.. – вскрикнулъ солдатъ, со страхомъ отступая назадъ. – Какъ ты выросла! Какая ты большая!
Онъ хотѣлъ уже бѣжать. Когда прошло удивленіе, казалось, и старая подруга узнала его и обвилась вокругъ его плечъ, сжимая его кольцомъ своей морщинистой кожи, дрожавшей отъ нервнаго трепета. Солдатъ пробовалъ бороться.
– Оставь меня, Санча, оставь! Не обнимай! Ты слишкомъ ужъ выросла для такихъ игръ!
Другое кольцо скрутило его руки. Ротъ змѣи, какъ въ былые годы, ласкалъ его. Отъ дыханія ея колебались его усы, дрожь ужаса пробѣжала по немъ и по мѣрѣ того, какъ кольца все сжимались, солдатъ задыхалея, кости его затрещали, и онъ упалъ на землю, обвитый пеетрыми кольцами змѣи.
Нѣсколько дней спустя рыбаки нашли его трупъ, безформенную массу, съ переломленными костями, съ тѣломъ, посинѣвшимъ отъ неумолимыхъ объятій Санчи. Такъ умеръ пастухъ, жертвой ласки своей прежней подруги.