Бродя на авось, въ самой серединѣ лѣса, куда они никогда не заходили, они замѣтили вдругъ, какъ измѣнился пейзажъ. Они проникли въ кусты, росшіе въ ущельяхъ, и вдругъ очутились въ темномъ сумракѣ. Съ каждымъ шагомъ слышался все ближе безпростанный ревъ. То было морк, бившееся о берегъ по ту сторону цѣпи дюнъ, замыкавшихъ горизонтъ.

Сосны не были здѣсь такими прямыми и важными, какъ ближе къ озеру. Стволы ихъ покривились, сучья были почти бѣлыми и верхушки опускались внизъ. Всѣ деревья склонились въ одномъ направленіи, точно въ глубокомъ безмолвіи вечера пронесся невидимый морской вѣтеръ. Во время бурь онъ яростно налеталъ на эту часть лѣса, придавая ей мрачный видъ.

Дѣти повернули назадъ. Они много слыхали объ этой части Деесы, самой дикой и опасной. – Безмолвіе и неподвижность кустовъ нагоняли на нихъ страхъ. Тамъ скользили большія змѣи, преслѣдуемыя сторожами Деесы, и паслись дикіе быки, уединявшіеся отъ стада, заставляя охотниковъ заряжать ружья крупной солью, чаюбы, не убивая, вспугнуть ихъ.

Піавка, лучше другихъ знавшій Деесу, велъ своихъ товарищей къ озеру, но встрѣчавшіяся на дорогѣ капустныя пальмы заставляли его сбиваться съ дороги.

Наступала ночь. Нелета начинала безпокоиться, видя, какъ въ лѣсу становится темно. Оба мальчика смѣялись. Сосны образовывали огромный домъ, въ которомъ было темно, какъ въ ихъ хатахъ, когда солнце еще не совсѣмъ зашло, тогда какъ за лѣсомъ было еще свѣтло. Нечего спѣшить! И они продолжали искать капустныя пальмы. Дѣвочка успокаиваласъ, когда Тонетъ угощалъ ее сладкими сѣменами и отставала, высасывая ихъ. Когда на поворотѣ тропинки, она увидѣла себя одинокой, она поспѣшила присоединиться къ мальчикамъ.

Теперъ въ самомъ дѣлѣ наступила ночь… Таково было мнѣніе Піавки, знавшаго Деесу. Вдали уже не слышались колокольчики стада. Надо поскорѣе выбраться изъ лѣса, собравъ предварительно сучья, а то дома влетитъ. И они принялись искать сухіе сучья у корней сосенъ, въ кустахъ. Быстро собрали три маленькія связки и отправились ощупью въ темнотѣ. Еще нѣсколько шаговъ и наступилъ полный мракъ. Въ той сторонѣ, гдѣ должна была лежать Альбуфера, виднѣлось словно зарево потухавшаго пожара, тогда какъ въ лѣсу стволы и кусты едва выступали на темномъ фонѣ, какъ еще болѣе темныя тѣни.

Піавка терялъ прежнее спокойствіе. Онъ не зналъ, куда шелъ. Сбившись съ тропинки, они спотыкались о колючій кустарникъ, рвавшій ихъ ноги. Нелета вздыхала отъ страха, вскрикнула и упала… Ударившись о корни сосны, перерѣзавшіе дорогу, она ранила себѣ ногу. Піавка настаивалъ на продолженіи пути, на томъ, чтобы бросить на произволъ судьбы неповоротливую дѣвочку, умѣющую только нюни распускатъ. Дѣвочка тихо плакала, словно боясь нарушить безмолвіе лѣса, и привлечь вниманіе ужасныхъ звѣрей, населявшихъ темноту, а Тонетъ потихонько грозилъ Піавкѣ сказочнымъ количествомъ щелчковъ и пощечинъ, если онъ не останется съ ними въ качествѣ проводника.

Шли они медленно, ощупывая ногами почву. Уже не встрѣчались имъ кустарники. Подъ ними была вязкая тродинка. Однако на всѣ замѣчанія Тонетъ уже не получалъ отвѣта отъ спутника, которыи шелъ впереди.

– Піавка! Піавка!

Шорохъ ломающихся сучьевъ и задѣтыхъ во время бѣга кустарниковъ былъ единственнымъ отвѣтомъ: точно спасался дикій звѣрь. Тонетъ въ бѣшенствѣ закричалъ: Ахъ, разбойникъ! Онъ бѣжалъ, чтобы скорѣе выйти изъ лѣса, не хотѣлъ итги съ товарищами, что бы не помогать Нелетѣ. Когда дѣти остались вдвоемъ, они сразу почувствовали, какъ ихъ покидаютъ послѣдніе остатки сдокойствія. Такой опытный бродяга, какъ Піавка, былъ для нихъ большой помощью. Испуганная Нелета, забывая всякое благоразуміе, громко плакала, и ея рыданія раздавались въ безмолвіи лѣса, казавшагося безпредѣльнымъ. Страхъ подруги вновь возбудилъ энергію Тонета. Обнявъ одной рукои дѣвочку, онъ поддерживалъ и ободрялъ ее, спрашивалъ, можетъ ли она итти, хочетъ ли она слѣдовать за нимъ все дальше, хотя бѣдный мальчикъ и не зналъ, куда.