Нельзя сказать, что Сересса отличалась теплой и солнечной погодой в конце осени. В самом деле, если быть честным, придется признать, что в его городе у лагуны могло быть холоднее, чем в Обравиче. Туман и сырость, пронизывающая до костей, даже во дворце на Большом канале. «На свете не хватит каминов, – думал Орсо Фалери, – чтобы полностью согреть тебя дома мокрой осенью или зимней ночью».

И все равно, все равно. Уехав из дома, острее ощущаешь холод. Таковы люди, таков мир. Незнакомый дом среди чужих людей, темнота сгущается под шум дождя. Поэты писали о таких вещах.

Когда он был моложе, он совершил свою долю путешествий по делам семьи, плавал на восток на их судах (тогда – на судах отца), терпел то, что случается с человеком в море, или в чужих портах, где звон колоколов призывает неверных-ашаритов на молитву.

Однажды Орсо Фалери настоял на поездке в пустыню Аммуз и отправился с охраной в глубь суши из порта Хатиб перед тем, как отплыть домой с грузом зерна. Он смотрел на бесчисленные звезды, сидя у палатки ночью. Вспомнил, что его тогда укусил паук.

Если и есть нечто приятное в старении, так это то, что он теперь достиг момента, когда другие совершают такие путешествия вместо него. Он не жалел о том, что повидал свет. Мужчине нужно, думал он, познать горький вкус чужих столов, жесткость постелей вдали от дома, опасности и лишения, чужеродность дальних краев. Укусы пауков в ночной пустыне.

Это заставляет ценить то, что ты имел дома.

Он в полной мере оценил это сегодня вечером. Дождь, начавшийся во второй половине дня, так и не прекратился. Посол подумал, что дождь может перейти в снег, который, по крайней мере, превратился бы в мягкий белый покров на голых ветвях деревьев, но пока этого не произошло. В Обравиче было просто мокро и холодно. И ветрено. Ветер дул с севера, в нем чувствовалась зима. От него дребезжали окна.

«Могли бы устроить в мою честь пир», – подумал он. Его первый официальный вечер в качестве посла, документы вручены и приняты. Его могли бы принять, как следует. Конечно, за ним бы наблюдали и обсуждали бы его на таком пиру, но и он бы наблюдал и судил тех, с кем познакомился. Именно так это и бывает, в конце концов. Сила оценивает силу.

Вместо этого он сидел в резиденции посла, ниже дворца, но на том же берегу реки, один, не считая слуг. Часовой мастер остался во дворце. По-видимому, император пожелал поселить его среди своих людей искусства и ученых. Это хорошо. Фалери не доверял часовщику. Он не был одним из его людей. Он взял с собой только одного слугу, Гаурио. Другие слуги ему достались вместе с домом. Они жили здесь, обслуживая того посла, который поселился в нем на этот год. Или на два года – да избавит Джад его жизнь и душу от этого.

Тем не менее, Фалери получил удовольствие от еще одной вполне приемлемой трапезы. Очевидно, повар знает свое дело. Неожиданное благо. Он выпил очень хорошего вина – своего собственного. Он привез с собой три бочки красного кандарского, и может выписать еще. В отчетах писали всякие ужасы, что в Обравиче чаще всего подают эти бледные кислые вина каршитов или пиво, – ни от одного цивилизованного человека нельзя требовать, чтобы он пил эти напитки целый год. Или два года. (Ему необходимо перестать думать об этом.)

Он находился в комнате, обставленной как кабинет, на первом этаже. Прочный письменный стол, кресло за ним, кушетка, терраса, выходящая на юг с видом на реку, – ею пользовались в более теплое время года. Камин приличных размеров, два массивных кресла по обеим сторонам от него, большой стол, сундуки для вещей с замками, картины из Серессы на стенах. На одной из них, кисти раннего Виллани, была изображена лагуна на рассвете: лодки на яркой воде, два святилища со сверкающими куполами, колонны со львами, Арсенал, едва виднеющийся справа. Эта картина будет вызывать у него тоску, подумал он.