Лешему его теперешняя жизнь казалась чужой – не его. Его жизнь была та, где он жил один, где был кедровник в огороде, где была Ведея и был Сохатый-Светояр, Невзор и много-много его знакомых. А здесь он стал как бы чужим: ни друзей, ни знакомых. «Где же я был?» – сам себе задавал он вопрос, но не мог отыскать ответа. От дум его только болела голова да кровь стучала молотками в его висках.

Как же теперь быть? Как себя вести в новой для него жизни? Ведь в той, что помнил, он был совершенно другой человек. У него были иные увлечения, была любимая женщина, которая пришла в его жизнь, пусть поздно, но пришла, и он был счастлив с нею. А эта новая женщина, называвшая себя его женой, была чужой для него. Ведь он не помнит, как ухаживал за ней. И любил ли её? Но, наверное, любил, иначе они не могли быть вместе. И кто тогда он сейчас?

Заново нужно учиться жить. И любить тоже надо учиться. Но как… Да и надо ли, когда в памяти стоит Ведея?! И неужели за две недели комы, в которой он пролежал, он смог прожить сорок лет чужого времени? Где правда, а где бред? Одни вопросы, но надо на них отвечать. Хотя бы самому себе. А так ведь можно свихнуться. Врачи сказали, произошло раздвоение личности. Какое раздвоение?! Если он не помнит то, что стараются ему навязать, а помнит то, чего, оказывается, не было в его жизни.

Валентина каждый вечер расспрашивала его о так называемой прошлой жизни, не перечила и не обижалась, даже когда речь заходила о Ведее. И сама рассказывала об их совместной, большой, в которой родились дочери.

Для Валентины годы пролетели как один день. Познакомилась с ним, как ни странно, тоже в больнице. Тогда она проходила практику в областной клинике. Влюбилась сразу, как увидела. Всё бросила: и работу, и учёбу в мединституте – уехала с ним в Бураново, в тьму-таракань. Рассказывала, какой он был сильный да красивый. Говорила, не скрывая слёзы, какой он был временами бабник. Но зла она на него за это не держала, так как хоть и бегал иногда по чужим, но любил только её, свою Валентину. Вспоминала, как охоту любил, как каждый промысловый сезон брал отпуск и уходил в лес, в свою охотничью избушку, что на Каменной речке, доставшуюся ему от отца. И всё-то у них было складно да ладно до самого последнего дня. Дочерей замуж выдавали и свадьбы на весь посёлок справляли. И у детей тоже всё хорошо: и работа есть, и внучки в садик ходят.

Слушал её Дмитрий и думал… Уж слишком всё гладко получалось в его жизни. Не так, как в жизни Лешего, которую он помнит. С самого раннего детства много было всего в той жизни: и горя было много, и испытаний, но и счастье настоящее было. А здесь, по рассказам Валентины, не дорога у него, Дмитрия, была, а прямо шёлковый путь, по которому шёл он и даже ботинок не замарал. Странно всё как-то. Так ведь не бывает в жизни! Есть беды и печали, есть радости и потери. А тут у него, оказывается, ничего такого не было. Пустота, вакуум… Может, оттого и стёрла память то, что не приносило ничего душе его?

А может, не хотела Валентина расстраивать его, понимая, что ещё слаб. Специально, видно, опускала те факты, которые будоражили бы.

И каждый раз после разговора с Валентиной он стал ощущать беспокойство, тяжесть внутри себя, которая давила его и делила. И если действительно всё так, как рассказывает Валентина, откуда в его памяти взялись Ведея и Невзор? Взялось всё то, о чём помнит Леший? Ведь не просто так вошли в его память события, которых, как все утверждают, не было. Ведь откуда-то явилась новая жизнь Дмитрия Ковалёва! И для чего? Пусть была эта бездна, которую зовут комой, но там он себя чувствовал человеком, там он по-настоящему жил и радовался жизни. Его заботила судьба страны, судьбы людей, любовь была настоящая, от которой дрожь по коже… «Может, это память специально бросила вызов мне? Может, потому что неправильно жил? Не о том думал? Вот потому-то и стёрла всё, чтобы я снова начал. Научился сам и научил детей своих, что всё не ради живота своего нужно делать, а ещё ради чего-то, что важнее, чем просто вкусно кушать и спать в тепле».