Отрицание смерти – давно известный в нашем культурном коллективном пространстве феномен. Бунин в своём рассказе Господин из Сан-Франциско» описывает это очень подробно: человек умер в отеле, а никто не хочет обращать на это внимания, потому что этим всё испортили. Люди приехали в отель отдохнуть, а там человек умер. Ну что это такое? И хозяин как бы виноват, это ровно ваша история, Галина. То есть вы – тот самый хозяин отеля, который обратил внимание на то, что кто-то умер. В вашем случае речь вообще о детях, а это – табуированная история. И это очень страшно. И все отреагировали ровно так же, как постояльцы отеля. Это коллективная матрица, Бунин её просто описал.

То есть испорчен вечер, в вашем случае – испортилась картина реальности. Она была хорошая или средняя, нейтральная, терпимая, а тут пришла «Новая газета» с Галиной Мурсалиевой и всё испортила, и нужно срочно съехать из этого отеля. Это реакция матричная…

Фрагмент интервью кризисного психолога Михаила Хасьминского, специально для книги:

– Я думаю, не сразу, но постепенно все дойдёт абсолютно до всех. Есть часть журналистской тусовки, которая сейчас не понимает по одной простой причине – эти люди живут как на другой планете, для них есть совершенно другая реальность. Они – элита, ну, сами для себя, естественно, тоже там такая атмосфера вполне себе сектантская. Все остальные так – мусор, который можно использовать. Это не ново, ничего нового в этом нет Для них есть там посещаемость их страниц, важно, чтобы их читали, они чувствуют себя суперкреативными. И они абсолютно уверены, что у них никогда в жизни ничего такого не случится. При всех этих факторах совершенно не нужно вообще вникать. Гибнут дети? И что? Вот правда кто-нибудь из нас вообще думал, как, например, болит лапка у кузнечика? Которую оторвали. Да фиг с ним, с этим кузнечиком. Боль другого человека – она им понятна примерно так, она просто не доходит до них. Понимаете, они просто не могут себя поставить на место человека страждущего. Это другой, параллельный для них мир.

«…пошел черпать, а куда, на что льет, а что – и не знает, во что…»

Улдис Берзиньш, из книги «Берега дождя: Современная поэзия латышей», стихотворение о старости

«Вы мне скажите, мы к сути проблемы, изложенной в тексте, будем переходить? Или мы будем говорить только о зеркалах, которые стоят вокруг текста?

Труднее всего выступить против своего круга, а не против власти…»

Из интервью главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова телеканалу «Дождь», эфир 20 мая 2016 (https://tvrain.ru/teleshow/govorite_s_yuliey_taratutoy/govorite_muratov-409740/)

«…Нас все время заставляют решать не те вопросы и не так их ставят», – объяснял мне когда-то давно про то, что происходит с общественным сознанием, психоаналитик Владимир Осипов. В ответах на не те и не так поставленные вопросы всегда происходит пляска каких-то невероятных домыслов, противоречий, предвзятости, выхваченных из контекста фраз обсуждаемого явления. И что еще хуже – фраз, которых даже и из контекста нельзя было выхватить, – их там просто не было. Безусловный в этом смысле чемпион – словосочетание «теория заговора».

Ничто в моем тексте не могло натолкнуть на эту мысль (сообщите, если вдруг что-то найдете). Можно тупо предположить, что приписываемая к публикации «теория заговора» могла каким-то странным образом зародиться с одного из первых абзацев. С того, где я, размышляя, кто стоит за группами смерти, перечисляю разные версии и говорю, что не знаю, какая из них верна. И потом уже, где-то ближе к концу, сетую, что мы видим только поверхность айсберга и не знаем, кто Воланд.