Помню, как летом я лежала и отдыхала, никого не трогая, и тут на меня запрыгивает один из «подростков» и, с любопытством поразглядывав свое отражение в моих солнцезащитных очках, вдруг вцепляется мне в нос своими скользкими пальчиками и от души щипает его. Умей обезьяны смеяться, уверена, он бы заливался со смеху.

Но хотя я хорошо запомнила этих «подростков» и много с ними пообщалась, объектом моего исследования были не они, и свои наблюдения за их поведением, которые делала машинально, я не старалась записывать. Сотрудники зоопарка тогда еще не пометили молодняк специальными цветными метками, чтобы тех можно было отличать одного от другого, так что я не рассматривала их как индивидуумов. Для меня все они были на одно лицо. Более того, часто они и вели себя как безликая обезьянья орда, носящаяся туда-сюда и сеющая разрушения. Работники зоопарка в разговорах обыкновенно жаловались друг другу, как «эти чертовы дети» опять украли у них ручку или что «ужасные двухлетки» снова дергали их за волосы. Как и большинство взрослых, мы и не думали воспринимать их всерьез.

И напрасно, потому что наши представления о месте молодняка в социальной структуре обезьяньей стаи были совершенно ошибочными. Хотя ученые еще только начинают изучать этот этап их жизненного цикла, они уже приходят к выводу, что неполовозрелые особи приматов взрослеют быстрее, чем люди[27]. По сравнению с человеческими детьми в той же фазе роста и развития, молодые обезьяны, отлученные от груди (а происходит это у разных видов в разное время), крайне самостоятельны. Они по-прежнему живут со своими матерями, бегут к ним в поисках защиты, спят рядом с ними, но в течение дня молодняк более-менее предоставлен сам себе. К примеру, они не зависят от матерей в плане пропитания. Еще более неожиданно то, насколько быстро приматы из еще довольно привязанных к матерям отъемышей превращаются в почти взрослых особей, готовых к спариванию. У самок макак между отлучением от груди и зрелостью проходит всего год или два. Иными словами, приматы из грудных детенышей вырастают сначала в независимых «подростков», затем во взрослых особей – но детьми не бывают никогда.

Детство бывает только у людей. Помимо социальных условностей, у людей есть и объективные биологические признаки детского возраста. У других животных, даже у приматов, их нет. Однако для людей это настолько важный жизненный этап, что он почти наверняка явился результатом естественного отбора.

Так откуда же возникло детство? И зачем оно нужно с точки зрения эволюции?

Дети – маленькие создания, которые еще не могут полностью выражать свои мысли и эмоции. Кажется, что им ежесекундно требуются забота и внимание. С детьми мы часто забываем, что они – всего лишь менее взрослые копии нас самих и что каждый из нас сам проходил через эту фазу развития и роста. И все-таки у людей бывает детство. У других живых существ бывают грудные детеныши, бывает потомство, но не бывает детей. Как это может быть?

К примеру, мыши рождаются, двенадцать дней сосут молоко – и вот они уже половозрелые особи[28]. Из беспомощных детенышей они прямиком, и довольно быстро, превращаются в самостоятельных взрослых. У стадных животных, таких как волки, дельфины, слоны и приматы, животных с более крупным мозгом и большей продолжительностью жизни, жизненный цикл выглядит несколько иначе. У них есть не только период «младенчества» и взрослой жизни, но и так называемый «подростковый» период. Это фаза развития до наступления половой зрелости, когда молодняк способен самостоятельно добывать себе пропитание, но еще не приступил к размножению. Стало быть, у других животных с крупным мозгом жизненный цикл разделяется на младенческий, подростковый, поздний подростковый и взрослый периоды. И даже несмотря на это, у других животных этапов жизненного цикла очевидно меньше, чем у человека.