Наконец, Георгий сказал:

– Ну, давайте все-таки дообедаем. Но сначала важный вопрос: никто не разговаривал с журналистами про Костю? Ира какую-то статью о нем упоминала.

– Нет, я не говорил, – твердо сказал Михаил.

– И я не разговаривал, – уверенно добавил Максим.

– И я уже много лет ни с кем про Костю не говорил, хотя и помню о нем. Откуда же у них информация?

– Надо найти статью и прочитать, – предложил Максим.

– Прочитаем, – тоскливо прокомментировал Михаил. – Может, это Ваня и Леша организовали?

– Спросим у них, – сказал Георгий. – Я завтра встречаюсь с Ваней, спрошу у него.

– А наши адвокаты? – спросил Михаил.

– А как мы узнаем? – развел руками Георгий. – Ваня и Леша все общение с адвокатами взяли на себя, нам сказали не вмешиваться.

– Скажем прямо – они запретили нам общаться с нашими адвокатами, – возмущенно проговорил Максим, особенно выделяя слово «запретили».

– Слушайте, а может, нам отказаться от всего этого? – неожиданно предложил Михаил. – А то разругались с Ирой, если проиграем – неизвестно, как будет с работой, а мы ведь действительно ничего не умеем, кроме как заседать в совете директоров и надувать щеки там. Не хочется оказаться перед старостью без денег. И кто-то уже и память Кости порочит! Да и неприятно то, что Ваня и Леша нам указывают, что делать, что не делать. У них свои личные счеты с Федей и Ирой, а мы-то тут при чем?

– Подожди, – убеждающе сказал Георгий, – тут не знаешь, с чьей стороны удара ждать – от Иры или от Вани с Лешей. Они нам ничем не обязаны, могут и кинуть нас.

– Ваня такой, Ваня может кинуть, даже если обязан, – прокомментировал Максим. – Я так думаю, давайте пока подождем и присмотримся, и будем все обсуждать.

– Да, давайте! – поддержал брата Георгий.

Михаил только развел руками, показывая, что вынужден присоединиться к двум другим братьям.

– Я провалила беседу с дядями! – сказала Ласкарина Виктору, позвонив ему из машины.

– Какую беседу? – откровенно не понял ее фразу адвокат.

– Я встречалась с дядей Гошей, дядей Максом и дядей Мишей, с помощью детектива подловила их, когда они втроем отправились в ресторан, и приехала туда. Я хотела убедить их отказаться от иска ко мне. Не получилось. Они отказались меня слушать и выставили.

– Выставили?

– Попросили удалиться из ресторана.

– Вы не говорили, что собираетесь встретиться с ними, – задумчиво произнес Виктор.

– Не говорила. Сама хотела все сделать. И все провалила.

И после некоторого молчания она сказала совсем уж неожиданно:

– Извините.

И потом так же неожиданно заверила:

– Больше без согласования с вами ничего делать не буду!

И еще:

– И вот еще что – они сказали, что про дядю Костю ничего не говорили.

Хорошо, что Ласкарина позвонила адвокату, еще стоя на стоянке: она была в таком взвинченном состоянии, что рулить автомобилем ей сейчас точно не стоило – а езду с шоферами она не признавала вообще, водила только сама. А так она хоть немного успокоилась.

Виктор говорил с Ласкариной, выходя из офиса на обед с братом; Владимир уже ждал его в ресторане. Идя на встречу, он думал о том, как причудливы бывают родственные отношения. Как адвокат, ведущий семейные дела, он ничем уже не шокировался, потому что в своей практике всякое уже повидал и послушал. Он давно знал, что перед возможностью получить наследство растворяется, как дымка, любое родство, уступая желанию человека получить если не все наследство, то хотя бы большую его долю. Но нередко легкое удивление все же появлялось, и он его не отгонял и не выдавливал, а продумывал.

Вот Ирина Ласкарина – дочь своего отца. Вот пятеро ее дядей – родных братьев ее отца. То, что судятся родственники, Виктора ничуть не удивляло: судятся между собой даже родители и дети, как бы дико это ни звучало. И братья, и сестры судятся; а уж дяди с племянницами – так это при наличии спора, считай, вообще дальние друг другу родственники.