Что касалось Генриховны... с бабкой после подвига с юристом все стало на порядок сложней. Ее до сих пор ждали в доме престарелых. Племянники трижды звонили Белову, чтобы уточнить, когда «дорогая родственница вернется в учреждение». Однако и сам Сергей, и моя вдруг проснувшаяся совесть были против.

Белов о мотивах не рассказывал. Только изучающе смотрел на бабку. Будто что-то прикидывал. А я просто не мог. И из-за нее, и из-за детей.

— Войтенков обещал напрячь бывших коллег из УГРО, — продолжил начбез. — Скоро у нас будут данные на заказчика. Вся подноготная.

— Отлично. Жду. — Оглянувшись на собравшуюся в коридоре компанию, я сонно зевнул. — Пусть твои сразу несут отчет сюда.

— Я им так и сказал. — Белов потер лицо руками и жестом показал моей секретарше, чтобы сделала кофе.

Не помню, какая у него была чашка за день. Свои я перестал считать после пятой. Но Алина, временно сменившая специальность с секретаря на бариста, даже не возмутилась.

— Варвара, вам тоже? — словно у боевой соратницы с усталой улыбкой спросила она.

Варя в ответ кивнула.

— А бабушке? — Алина, похоже, решила выслужиться перед всеми, кто защищал ее от детей.

— Бабушке чай! Черный! С бергамотом! — вмешался Белов.

— Как и Константину Сергеевичу? — Секретарша захлопала ресницами.

— Константину Сергеевичу не нужно, — ответил я за самого себя. — Кажется, чая я уже напился до конца дней. Мне кофе!

Ничего не понимающая Алина снова замахала ресницами, но все же бросилась выполнять заказ.

Лишь когда она скрылась за дверью небольшой офисной кухни, я решал обсудить насущное.

— Допустим, кому попали документы, мы скоро узнаем. Что теперь делать с юристом? — Я повернулся к Генриховне: — Не хватало, чтобы нас обвинили в пытках.

— Предлагаю юриста вообще никуда не сдавать, — первым ответил Белов. — Я его перевербовал. Теперь на нас работать будет. Заодно за коллегами присмотрит.

— Удобно! — Спорить было сложно. — Ну а если ему что-то не понравится, мы не получим потом обвинение? — Паранойя все же не давала мне покоя.

— А он не докажет, — уверенно заявила Генриховна. — Ну, мало ли, падала старушка, уцепилась случайно за запястье. А там болевая точка. Кто ж знал? — Она равнодушно пожала плечами.

— И часто вы... падаете?

Резко захотелось спрятать руки подальше. И Варины заодно под мышку к себе засунуть.

— Случалось... — Бабка тяжело вздохнула. — Петенька, муж мой покойный, такого тоже не любил. Он был за честность. Настоящий спортсмен. Но жизнь... Она не черно-белая.

— Муж был биатлонистом, так? — неожиданно показал свою осведомленность Белов.

— Лучшим! Я ему, бывало, ружье пристреляю, ну чтобы никаких потом осечек. Месяц перед Олимпиадой рядом покатаюсь, и он с медалью домой возвращался. Золото, серебро... Столько их было, что бронзу мы уже и не считали. — На бабку будто ностальгия напала. Даже морщины на лбу разгладились.

— А вы тоже были в сборной? — оживилась сонная Варя.

Вырвалась у меня из-под руки. Да так быстро, что не успел остановить.

— Ой, не! Бог уберег. — Бабка отмахнулась. — Да и кто бы меня туда взял? Ни спортивной школы за спиной. Ни этих... как их там? Разрядов!

— Выездные спортсмены тогда женились либо на коллегах из сборной. Либо на надзирателях из КГБ. — Белов даже не глянул на бабку. Ему словно все было понятно заранее.

— Так вы?.. — Варя не договорила.

Нежные уши вспыхнули красным цветом, и няня сама нырнула ко мне под мышку.

— Отсюда все ваши криминальные таланты? — Теперь, наконец, стало ясно, с кем эти два дня я жил под одной крышей.

— У красивой одинокой девушки в те времена было не так много способов пробиться наверх. — Генриховна насмешливо посмотрела на Белова. — Или на завод, в любовницы к начальнику. Или в разведку.