Прошло несколько месяцев, и, наконец, узнаем адрес старшей пионервожатой предвоенного Ратомского пионерлагеря Д. Л. Швейдель. Посылаем ей открытку, вскоре получаем ответное письмо. Дора Львовна поведала о том, что начальником лагеря был Айзик Абзалович Гальперин. Сразу же после объявления войны он уехал в Минск, откуда, получив необходимые указания относительно эвакуации, вернулся в Ратомку, провел с сотрудниками инструктаж и начал подготовку к эвакуации. 23 июня он был призван в ряды Красной Армии, дела передал своему заместителю Платкову Михаилу Давыдовичу.
«М. Д. Платков, – сообщала Д. Л. Швейдель, – был человеком дела, успевал всюду. Весь персонал пионерлагеря остался, хотя у каждого в Минске была своя семья. Дети в Ратомке находились больше в лесу, и, когда пролетавшие фашистские самолеты сбросили зажигательные бомбы на лес, М. Д. Платков, проявив удивительную сноровку и мужество, сделал все возможное, чтобы, как можно скорей, вывести детей из горящего леса. Когда поступило сообщение, что на станцию Ратомка прибыл состав порожних товарных вагонов, по указанию Михаила Давыдовича дети, соблюдая осторожность, цепочкой с интервалом в несколько метров друг от друга, в сопровождении старших, отправились на станцию. Каждый ребенок что-нибудь нес: одеяло, кастрюлю, подушку или другое лагерное имущество. К концу дня 24 июня все имущество лагеря, в том числе постели, посуда, музыкальные инструменты из духового и струнного оркестров, и даже – скот (несколько коров) были погружены в вагоны. Коровы были в отдельном вагоне.
Все прошло быстро и организованно. Замечу, что в этом эшелоне были дети не только из нашего пионерлагеря…»
Наконец, в начале лета 1980 г. было получено самое долгожданное письмо. Это письмо от Е. Е. Шнейдер – вдовы М. Д. Платкова. Она сообщала:
«С Михаилом Давыдовичем Платковым мы прожили шесть лет. Он был замечательный отец, любящий и внимательный муж. Он очень любил детей и все время работал с ними. Был на пионерской работе, директором детского туберкулезного санатория в Крынках, директором дизстанции в Минске. Весной 1941 года его назначили заместителем начальника Ратомского санаторного пионерского лагеря. Вместе с малолетним сыном я тоже была в Ратомке и принимала участие в эвакуации. Когда 23 июня начальник лагеря Гальперин ушел в армию, все руководство эвакуацией осуществлялось М. Д. Платковым. В Ратомке к нам присоединился еще один пионерлагерь и детский сад № 38. В Городище присоединилась детвора еще двух или трех детских садов. Но всеми коллективами детей руководил М. Д. Платков. В Минске случилось непонятное. Из Ратомки до Минска доехали благополучно, но в Минске вдруг оказалось, что паровоза нет. И Михаил Давыдович каким-то непонятным мне чудом добыл паровоз, уговорил машиниста вывезти детей. И все это делалось под бомбежкой, когда и город, и станция страшно горели. Как машинисту удалось провести состав целехоньким, для меня и поныне загадка. В пути следования Михаил Давыдович на каждой железнодорожной станции посылал телеграммы, в которых сообщал, что из прифронтовой полосы едет эшелон с детьми. Ратомчане хорошо запомнили, что на станциях местные жители приносили им продукты: хлеб, молоко, воду. Однажды принесли большой котел с горячей кашей.
При эвакуации не было ни стихийности, ни паники. Все происходило по воле и под руководством М. Д. Платкова, которого дети любили, веря ему, слушались, а почему-то называли “дядей Моней”. На станции Сухиничи в эшелон села А. П. Дятловская, работавшая до начала войны заведующей сектором культпросветработы отдела пропаганды и агитации Минского обкома Компартии, которая и стала осуществлять руководство всем эшелоном и проявлять заботу о всех детях, как из пионерлагерей, так и из детских садов. Дятловская заботилась о том, чтобы комсомольцы и пионеры далеких городов и поселков приносили своим, попавшим в беду товарищам хлеб и молоко и чтобы в Мичуринске детям, не видевшим целую неделю горячей пищи, приготовили горячий обед. И мичуринцы сделали это. В Хвалынске детей распределили так: старших – в детские дома и в “Черемшаны” – первые, вторые, третьи, а младших – в Дом отдыха “Просвещенец”. Потом был образован новый детский дом под номером семь – для дошколят Минска. Первый детский дом тоже стал “Минским”, тех, кто был в этом детском доме, расформировали: младших – в другие детские дома Хвалынска, а старших – на учебу в ремесленное училище и школы ФЗО.