– Но, друг мой, всё это политика давно минувших дней. Мало ли чего у них на Руси не было! Русские – народ недружный, им всегда барин был нужен со стороны: то немка, то грузин, то еврей, то ещё кто – нибудь… А потом они крайних да виноватых ищут, – выслушав длинную речь, заметил Мефистофель. – А кстати, откуда у тебя такие сведения?

– В архивах, книгах всё записано. Теперь это там уже не секрет.

– Ладно, отвлеклись. Прошлая политика нам ни к чему, – заключил главный дьявол. – А вот орду этого Ягоды можно и поощрить за трупы земные. Первый тур конкурса вы прошли, друзья вы наши родненькие…

– Так есть ещё трупы пигмея Николая Ежова и развратника Лаврентия Берии из того же ведомства. Оба они возглавляли НКВД в разные годы и по числу жертв Ягоде не уступали, а превосходили, – снова подал ценную информацию Люцифер.

– Они явятся?

– Если прикажете…

– Дело ведь добровольное. Это же не огонь под котлами добавить, а премию получить. Тут конкурс. Пусть приходят, всех послушаем, куда спешить в жару такую, – ядовито засмеялся Мефистофель и заключил: – Но и орда – молодцы! Если равных им по зловещим злодеяниям не будет – обязательно наградим! Другие пусть заходят, – махнул трубкой.

Вошёл стройный блондин. Склонил по привычке голову перед начальством.

– Ты что – пулемётчик? Много в России людей пострелял? – прокаркала старшая ворона, перелетевшая с плеча Мефистофеля на дно пузатого котла, заменявшего стол.

– Нет. Я всего одного убил. Из пистолета. На дуэли.

– Всего одного?! И ты ещё смеешь претендовать на премию как человек, принесший наибольший вред России?! Ой, молодец! – схватился за тощий живот Асмодей.

Блондин даже не улыбнулся. Спокойно произнёс:

– Всего за грех один

Господь низверг нас в глубины глубин.

Вот я и убил одного. Но человек этот – Пушкин.

– Так вы Дантес?! – хором выдохнуло несколько голосов нечистой силы.

– К вашим услугам, – Дантес снова сделал гордый кивок головой.

– Как же, как же – знаем! – возрадовался Мефистофель. Номер вашего котла легко запоминается – пятьсот тысяч. Это вы вместе с Малютой Скуратовым и его друзьями кости парите? И царь там какой – то грозный барахтается. Весёлая у вас компанийка. Всё хотел ближе познакомиться, да не успеваю. По 10–15 лун заседаем по каждой стране с разными вопросами. Да ведь и по делам во все страны слетать надо бывает… а ты – молодец! Родственничка из нагана бац – и нет поэта. Ай да француз! Но ведь ты, родимый, честь нарушил – стрелять – то первым должен Пушкин, раз он был вызван на дуэль!

– В людей поэты не стреляют, но их подонки убивают, – изрёк Уриан. – Вон, кстати, ещё один бретёр. Иди сюда, друже! – позвал он человека в погонах майора девятнадцатого века от Рождества Христова.

– Николай Мартынов! – представился вошедший.

– О! Первого русского человека видим за вторую ночь, – взбодрился Мефистофель. – Ну – ка, ну – ка! Это ты в генералы всё метил? Тот ещё дуэлянт! Сам вызвал Лермонтова и сам же первым пульнул в него. Нехорошо, братец, не по – офицерски кодекс дуэлянта нарушать, – смеялся дьявол.

– Так он же в меня не хотел, гадкий корнет! – защищался Мартынов.

– А почему считаешь, дружок, что твой выстрел нанёс вреда России больше, чем Дантеса? – спросил Вельзевул.

– Ну как же! – приободрился майор. – Пушкин 37 лет прожил, а я Лермонтова застрелил на двадцать седьмом году жизни. А ведь про него ещё Лев Толстой, слыхали такого? – писал Чехову: «Проживи этот поэт чуть дольше, и нам с тобой, Антон Павлович, в литературе делать было бы нечего». Так мне передали. Лермонтов – то гениальнее, наверное, Пушкина был… – Мартынов самодовольно заприхлюпывал, как бывало в Пятигорске на ужинах у Верзилиных, где он любил много выпить и поесть, всегда пытаясь щегольнуть красивой черкеской и большим кинжалом, своим солдафонским красноречием, которое так злило молодого и дерзкого Лермонтова.