В восемь утра воскресенья Михаил стоял в контрольном зале и зевал, глядя, как сидевшая в дальнем углу зала перед бронированным окном четвёрка лаборантов стучала по клавиатуре и дёргала джойстики манипуляторов, готовя оборудование к эксперименту. Через несколько часов остальные экраны, компьютеры и огромная видеостена на противоположном конце управляющей комнаты оживут, в воздухе повиснет гул разговоров и запах озона, два десятка помощников начнут обрабатывать данные, рассчитывать графики… А над всем этим будет аки Зевс-олимпиец возвышаться профессор Хофманн со свой неизменной трубкой. Курить на территории Центра нельзя, поэтому трубка всегда или выглядывает из кармана рубашки, или крутится в руках. Либо Ральф будет её грызть незажжённую – если эксперимент даст необычные результаты или что-то пойдёт не так. Сумасшедший дом начнётся ближе к полудню, а пока Михаилу делать нечего. Вот только многолетнюю привычку наблюдать за любым делом с самого начала никуда не выкинешь – и потому он здесь. Но спать всё равно хотелось… Михаил посмотрел на своё отражение в одном из экранов. Да-а-а, видок ещё тот: мешки под глазами в дополнение к лысине и наметившемуся брюшку красоты не добавляют даже в молодости, а уж к пятидесяти – тем более. Быстро кинув аккуратный взгляд на лаборантов, с головой ушедших в дело, Михаил отошёл к видеостене, где в обход всех правил в первый же день поставил столик и кофемашину. Даже пришлось выдержать «бой» с инженером по технике безопасности, мол, не положено. Но Михаил своё желание отстоял: в конце концов, он начальник и имеет право на маленькое нарушение. Зато теперь можно спокойно наслаждаться ароматным напитком, а не стоять над душой у операторов и не глазеть в окно экспериментального зала на установку. Да и смотреть там пока не на что – двухметровый металлический куб, крошечный с высоты третьего этажа. Вот когда включится эффект «мерцания» и за бронестеклом всё заполнят цветные миражи, сполохи и молнии – это действительно впечатляет. Если остаётся время смотреть.

Три часа спустя, вспомнив о желании «полюбоваться», Михаил усмехнулся – глупость от безделья. Установка впервые заработала в режиме радара на полную мощность, и потому сейчас на видеостене отображались данные с основных датчиков и карта, где медленно ползла красная окружность с цифрами километров радиуса. Внутри зоны охвата сразу же загорались значки обнаруженных самолётов и кораблей.

– Ну что, Михаэль, можно считать, что всё получилось? – Ральф показал в сторону одной из ЖК панелей на боковой стене, где в увеличенном масштабе отображался участок космоса над Тюменью. – Вот этих двух спутников нет ни в одном каталоге, и даже наши военные о них не знают – а мы видим.

– Получилось. Только мне не нравится обратный прирост.

Михаил показал на монитор, куда выводилась картинка с камеры из помещений «разрядника». Устройство для поглощения энергии были вынуждены построить, когда через полгода после первых пусков неожиданно обнаружили «эффект обратимости» – установка сначала как губка впитывала электричество, а потом начинала отдавать. После того как первый макет взорвался, едва не разнеся в клочья лабораторию, глубоко под землёй смонтировали устройство «сброса». Там излишняя энергия тратилась на расплав чугунных чушек и создание искусственных молний.

– Ральф, поток растёт быстрее расчётного. Слишком быстро…

Договорить он не успел – одну из видеокамер залил ослепительный белый свет каскада молний, и почти сразу она вышла из строя. Поток обратной энергии вырос гигантским скачком, генератор молний не справлялся, а глыбы металла плавились одна за другой с ужасающей быстротой.