Лето улыбнулся, сокрушенно покачав головой:

– Хара, любовь моя, если бы ты была чуть-чуть помоложе и не была бы женой Стилгара, то я сделал бы тебя своей женой.

Нисколько не удивившись легкости своей маленькой победы, Хара сделала знак остальным слугам продолжить приготовления к важным дневным делам.

– Ешьте свой завтрак, – строго сказала она. – Сегодня вам понадобятся силы.

– Так ты признаешь, что мы не слишком хороши для встречи бабушки? – с полным ртом каши спросила Ганима.

– Не бойтесь ее, Гани, – ответила Хара.

Лето проглотил кашу и испытующе взглянул на Хару. Эта женщина дьявольски, по-простонародному умна – она сразу поняла, что кроется за пикировкой об изяществе одежды.

– Поверит ли она в то, что мы боимся ее? – спросил мальчик.

– Похоже, что нет, – ответила Хара. – Когда-то она была нашей Преподобной Матерью, и уж я-то знаю, каковы ее повадки.

– Как оделась Алия? – спросила Ганима.

– Я еще не видела ее, – коротко отрезала Хара и отвернулась.

Лето и Ганима обменялись заговорщическими взглядами и вышли под центральный свод, заговорив на древнем наречии, известном им от рождения.

– Итак, сегодня приезжает бабушка, – сказала Ганима.

– И это сильно беспокоит Алию, – откликнулся Лето.

– Кто же станет радоваться, уступая такую власть?

В ответ Лето тихо рассмеялся. Это был смех зрелого мужчины, который до странности не вязался со столь юным телом.

– Да, но и это еще не все.

– Ты думаешь, что глаза ее матери увидят то, что видим мы?

– А почему бы и нет? – спросил Лето.

– Да… Наверное, именно этого и боится Алия.

– Конечно, кто знает о Мерзости больше, чем ее воплощение?

– Но мы можем и ошибиться, – возразила Ганима.

– Мы не ошибаемся, – сказал Лето и процитировал отрывок из книги Бене Гессерит: «С полным разумением и основываясь на ужасном опыте видим мы то, что называем предсуществующей Мерзостью. Ибо кто знает, какая маска из нашего проклятого и злонравного прошлого может овладеть живой плотью?»

– Я знаю ту историю, – ответила Ганима. – Но если это правда, то почему мы не страдаем от внутреннего зла?

– Наверное, потому, что наш дух хранят наши родители, – отозвался Лето.

– Но почему у Алии нет такого хранителя и стража?

– Не знаю. Может быть, потому, что один из ее родителей все еще среди живых. А может быть, это потому, что мы еще молоды и сильны, но когда станем старше и циничнее…

– Нам надо быть очень осторожными с этой бабушкой, – перебила брата Ганима.

– И не обсуждать с ней Проповедника, который бродит по планете, изрекая ересь?

– Ты не думаешь, что это и вправду наш отец?

– Я не могу об этом судить, знаю только, что тетя Алия очень его боится.

Ганима энергично тряхнула головой.

– Я не верю во всю эту чушь о Мерзости.

– У тебя точно такая же память, как и у меня, – возразил Лето. – Веришь в то, во что хочешь верить.

– Ты не думаешь, что все получилось так, потому что Алия отважилась войти в транс от зелья, а мы нет? – спросила Ганима.

– Именно так я и думаю.

Они замолчали, влившись в поток людей, выходивших из центральных ворот. В сиетче Табре было прохладно, но костюмы хорошо согревали, и дети отбросили назад сберегающие тепло капюшоны, обнажив рыжеволосые головы. Лица их несли отпечатки одних и тех же генов – большие рты и широко расставленные глаза, в которых нельзя было отличить белки от синих радужек.

Лето первым заметил приближение их тетки Алии.

– Она идет, – предостерегающе произнес Лето, переходя на боевой язык Атрейдесов.

Алия предстала перед детьми, и Ганима кивнула тетке.

– Военная добыча приветствует блистательную родственницу, – Ганима говорила теперь на языке чакобса, подчеркивая значение своего имени – «Военная добыча».