И тогда дни замелькали, как кадры в сломавшейся пленке. Я ворвался в эту жизнь на полной скорости, как метеорит в атмосферу Земли. Как и метеорит, я начал гореть, испепеляя себя изнутри. Я принялся выпивать эту жизнь до дна, захлебываясь и давясь.

Боги были ошарашены. Они упивались сладкой уверенностью, что с помощью Будды избавились от меня навсегда. Когда я вернулся, они вмиг переполошились и с осторожностью начали наблюдать за моими действиями. А я вел себя так, будто сотни глаз не смотрели на меня со стороны. Я не замечал их присутствия, даже наоборот – тешил повышенным вниманием к собственной персоне подорванное самолюбие.

Я оставил идею быть сдержанным и благородным, заменив ее на принцип «тебе можно все, ты заслужил самых острых ощущений и самой сильной страсти. Они все ненавидят тебя. Когда мир восстал против, ты не должен любить его и дорожить им. Не приноси в жертву свое наслаждение, не подставляй себя под удар».

Я с жадностью набросился на все, что окружало меня: знания, эмоции, ощущения. Я был свободен и бессмертен, а впереди терпеливо ждала целая вечность. Безнаказанность была моей главной силой, но в то же время и слабостью. Я глотал книгу за книгой, изучал каждый вздох, пропускал через себя каждое ощущение. Я трепетно внимал тому, что видел ежедневно: местам, людям, природным явлениям. Я пообещал себе облететь весь мир и своими глазами узреть его чудеса.

Я пытался понять, в каком году нахожусь, я изучал время по лицам и глазам, по волосам женщин и струям прозрачной воды из фонтана. Я наблюдал за тем, как бродит вино и как солнце клонится к закату, поджигая океан. Я считал свои вдохи и шаги, чертил углем «заборчики» на свитке. Я смотрел на то, как отчаянно бегут куда-то толпы людей и как жутко им при мысли опоздать в могилу.

«Наверное, они бегут потому, что их гонит время. А мое время застыло. Я, как мертвая рыба в море, кишащем жизнью. Как же я завидую им. Время заставляет их ценить то одно, то другое. А я не ценю ничего, все для меня – лишь игра без правил и победителей».

Я бродил от одного дома к другому, постоянно заглядывал в лица проходящих мимо людей, как бы спрашивая: «Как мне умереть? А вы не знаете, милая дама или благородный муж?». У них было то, в чем так неистово нуждался я, но отобрать не мог. Моя сила позволяла достать все на этой планете: деньги, власть, славу, даже любовь и здоровье, но отобрать возможность закончить эту жизнь у меня не получалось. «Хотите я отдам вам все это? – думал я при виде полководца, который пообещал императору завоевать мир и гнал свои войска на встречу со смертью. – Я отдам вам всю силу, вы станете великим властителем и до конца жизни не будете нуждаться ни в чем, а взамен вы даруете мне то, что отдаете тысячам своих воинов каждый день!».

Триста лет я потратил на то, чтобы осмотреть Азию, сто лет бродил по бескрайним лесам через весь материк в Европу, в которой провел еще двести лет. В каждом городке или ветхой деревеньке я видел что-то новое, но все равно в моей памяти они сливались в однообразный поток. И в какой-то момент странствия перестали откликаться эмоциями в моей душе. Я не заметил, когда переступил черту, разделяющую меня на грани надежды и меня на грани отчаяния. Стало трудно даже дышать и моргать. Ненависть в душе, которую я долгими годами пытался укротить, вырывалась с тройной силой.

Мне стали ненавистны эти люди, этот солнечный свет, морские воды, реки, цветущие сады, рынки. По Африке и Америке я бесцельно бродил, не успевая удивляться и восхищаться. Однажды прямо посреди пустыни я рухнул на раскаленный песок и посмотрел на нависшее надо мной грузное небо. «Вы еще наблюдаете за мной? Даже здесь, в этой пустыне? Если это так, то я ПРОКЛИНАЮ ВАС! КТО СОТВОРИЛ МЕНЯ, Я ПРОКЛИНАЮ ТЕБЯ!». Я заорал, схватившись за голову, начал царапать себе лицо и разрывать плоть. Черная кровь хлынула на золотой песок, сжигая его дотла. Раны заживали, а я продолжал калечить себя. Сердце плакало от бессилия, физическую боль затмила боль в душе.