Вообще так называемое «просторечье» и есть самые архаические зерна языка. Устная традиция языка является главной связующей нитью всей Традиции, и она гораздо «чище» сохраняет связующую нить поколений, тогда как письменный язык и письменная традиция весьма уязвима (рукописи рано или поздно сгорают) и слишком зависима от временных факторов. Наглядный и недавний пример – Россия XVIII–XIX вв., когда самая грамотная часть общества на французском писала и говорила лучше, чем на русском и эта вырожденная знать потеряла бы все свои истоки без арин родионовных, без не владеющих письмом, но говорящих по-русски крестьян. Резервация в крепостничестве, «темность» и неграмотность народа имели один очень важный, даже спасительный плюс. Русский был отрезан от уже чужой письменной традиции, он законсервировался в своей, родной и непрерывающейся устной. Само слово «Россия» показательный пример, оно как раз плод «письменности» и появилось на Руси только в XVII в. трудами книжных грамотеев, тогда как в народе, т. е. в устной традиции, всегда была только Русь-Расея. Сила устной традиции всегда питалась изначальной верой в «магию» слова, и вся раса знала силу произнесенного слова, особенно это видно по Ведам, которые в основном и есть заклинания и заговоры. Но только русская устная традиция сохранила до настоящего времени веру в «магию» слова, подтверждение этому – в живучести заговоров, особенно в северной Руси. Русские заговоры, самые архаичные пласты языческих молитв, сохранились лучше всего в ее северо-восточном ареале, примыкающем к полярной области.

Почему так важно уяснить доиндоевропейскую архаику русского языка? Потому что это основное указание на «инертность» уже не языка, а всего этноса, его явно оседлый, некочевой образ жизни, и главное – духа, его близость к географическим истокам и как главное следствие – к генетической и духовной Традиции. Кочевые народы меняют не столько географию, климат, чужеродных языком и кровью соседей, они, прежде всего, теряют нить Традиции. Угасание северной традиции имеет явно западное направление, ближе к Атлантике уже полностью исчезают всякие архаичные пласты и в языке, и в обрядности.

В русском «солнце, ярило, коло, купало» – среднего рода, так как высшее божество, начало всех начал, не может быть женского или мужского рода, иначе «начало» подразумевало бы альтернативу, оно то самое, первоначальный андрогин, из которого возникли мужское и женское, свет и тьма, день и ночь. Небо в русском тоже среднего рода, и это говорит о том же, что предки наши видели источник всего сущего не на земле, а там, наверху.

Самые древнейшие звуки и самые священные, идущие с нами с самого нашего начала, – это междометия, и в них неким чудесным образом, на самом глубоком генном уровне заложены то ли имена наших создателей, то ли первая речевая реакция на внешний мир, что в общем-то может быть одно и то же. О-о, О-х, А-а, А-х, Й-а, О-г-о, Б-о-о, или с конечным придыханием Б-о-х, от них мы имеем звукосочетания высшего: Он, Ан, Я, Яр, Ог-онь, Бог. Эта почти полностью сохранившаяся тождественность междометий с именами богов есть одно из главных указаний на архаичность русского языкового ядра. Следующие «главные» звуки в языке это местоимения и предлоги, и в русском главные местоимения Я и Он, главные идентификаторы человека в мире, сохранили связь человеческую и божественную. Предлоги в русском также можно назвать самыми архаичными, поскольку они главным образом остались однозвуковыми (в, к, у, с, а, и, о, на, до, за), первичными. Показателем архаики русского языка является его «полногласность», «певучесть», сохранившаяся опора на гласные, звуки которых физиологически изначальнее, примитивнее более трудных для произношения согласных. От этого и характерная слоговость языка, его нацеленность всегда за согласным поставить гласную, в отличие от остальных современных индоевропейских языков, которые эволюционировали по пути оптимизации звуков, точнее, энергетических затрат на них, а гласные наиболее энергоемкие звуки, требующие дыханиядуха. Интересно, что даже в современном русском такого не происходит, «млеко, корова, град, древо, злато» и т. д. существуют, но тем не менее не замещают «молоко, корова, город, дерево, золото», хотя западным славянским языкам, граничащим с индоевропейскими, уже не удалось устоять (пол. krowa, mleko; чеш. krava, mleko; лит. karve). Сохранилась архаичность и внутри языка, это не истребимое даже телевизором и газетами «оканье» Северо-Восточной Руси. «О-о» из междометий можно назвать первым среди равных, это и восхищение, и поклонение, и ужас, то, что и вызывает неизведанное и божественное. В этом смысле «маскали» с их «аканьем» явно более поздняя волна, возможно, именно славянская, южная и западная (господствующее «а» у белоруссов и кривичей). То, что литературный язык остался такой, какой есть, то есть сохранивший архаичное «о», говорит о силе инерции и древности языка и Традиции Северо-Восточной Руси. Принципиально важно подчеркнуть именно это место в России, ибо что значит сохранить древность, архаику языка (и не только языка)? Это, прежде всего, означает сохраниться. Сохранить себя, своих богов, свою землю. Означает статическое существование на протяжении всего исторического времени. Язык, как и многое другое, портится от движения и смешения, это и есть вавилонская башня. Те же индоарии, которые когда-то говорили на санскрите, теперь довольствуются хинди и фарси, стоило германцам англам и саксам осесть на новом острове, и из германского языка получилось английское эсперанто. Русский язык остался наименее поврежденным, потому что русская география наименее изменилась, потому что русские оказались наименее подвижные или наиболее ленивые. Русские если и не остались автохтонами первоначальной праиндоевропейской прародины, то сдвинулись от нее на самый возможный минимум, и то потому, что там, в Приполярье, Гиперборее, Арктиде, жить и пахать землю стало невозможно.