– Я знаю, кто он, – сказал Гриф. – И в наших жизнях действительно были столкновения, о которых неплохо бы объясниться… Но у судьбы прекрасное чувство юмора: мы встретились на Острове Отщепенцев и больше не сможем поговорить о прошлом. Так что ему придется меня принять…

Гриф хмыкнул, отодвинул стул и кивком головы предложил ей сесть. Неожиданно Тавни заметила в дальнем углу комнаты большую жердь, на которой сидел огромный ворон с длинными шеей и лапами. В сером уличном свете его оперение казалось фиолетовым – в лучшем освещении оно наверняка было еще неестественнее ярче.

– Это твой ворон?

– Ну, во-первых, Урхас не совсем ворон, а во-вторых – правильнее сказать, что это я – его человек, – усмехнулся Гриф. – Он выбирает себе попутчика на какое-то время, а потом, когда надоедает, бросает. Меня бросил уже раз десять в самых щекотливых ситуациях, но все равно зачем-то возвращается. Короче говоря, видал я товарищей и получше.

Урхас возмущенно каркнул что-то со своего насеста. Тавни и Гриф помолчали – почему-то обоим было понятно, что об изучении иностранного языка нет и речи, но он не торопился ее выпроваживать – с любопытством рассматривал ее фигуру, невеселое круглое лицо в веснушках, не похожее на лицо пятнадцатилетней девчушки, и заглядывал в глаза необычного желто-золотистого цвета. Он даже не скрывал, что ему интересно ее рассматривать; вопросы читались в его глазах, странных глазах, которые, казалось, обладают разными характерами: правый, пересеченный едва заметным шрамом, был словно бы ленивее…

– Тебе здесь нравится? – не выдержала молчания Тавни, чтобы он перестал так нагло ее рассматривать.

– О да, – встрепенулся молодой Отщепенец, – хотя я не успел еще осмотреть весь остров, но природа удивительная. Чудесная. Суровая, но очень непростая. Визит ночного гостя только подтверждает это… Я думал, что за годы жизни в Аллурии, где ни единый камень не может долго улежать на месте, уже разучился удивляться.

– Отец не любит рассказывать про Аллурию, – проворчала Тавни. – Когда мы с братом были маленькие, он часто читал и припоминал сказки о ней, но в последнее время мы только и слышим: «глупая королева», «руины», «испорченные ленивые люди» и все в таком духе.

– А где твой брат? – спросил вдруг Гриф. – У него ведь… золотые волосы и голубые глаза, правда?

– Да, – удивленно ответила Тавни. – Он, наверное, валяется в саду как всегда.

– Мне ведь Кеслан Дуор рассказывал все про всех. Хочу быть готов встретиться, если что, с твоим братом – градоправитель сказал, что характер у него не менее склочный… У тебя всегда были такие глаза?

– Что? Ну… Наверное… – Вопросы Грифа и неожиданная смена его поведения совершенно поставили Тавни в тупик, и он, словно считав это, без предисловий метнулся к другой теме:

– Не могу сказать, что Сказочник не прав кое в чем в отношении Аллурии, там действительно многое изменилось. Дело в другом. Он не просто так рассказывает тебе все это. Он считает, что защищает тебя от Аллурии… Беда его лишь в том, что он пытался убежать не от нее, а от себя. Но куда бы ты ни отправился, как бы ни пытался скрыться – ты всегда и везде берешь себя с собой…

С улицы доносился шум цепей и причитания. Гриф умолк, размышляя о чем-то.

– И это единственное, что не нравится мне здесь. Вы пытаетесь убежать от прошлого, но оно всегда с вами. Вы пытаетесь оградить себя от нового, но к чему приходите? К тому, что боитесь правды, как вчера испугался Кеслан, когда Стормара – да, не удивляйся, я еще помню его настоящее имя, – набросился на меня. Этого уже испугала не правда, а прошлое. Вы все топчетесь на месте, погрязая в скуке и развлечениях. От себя не убежать, себя можно только растить, как цветы и тыквы, над которыми носится твой папаша. Ничего не изменится до тех пор, пока ты не вспомнишь, что ты натворила в прошлом, как это исправить и что такое в сущности – ты.