– Чтобы рассказать ей правду о смерти ее сестры.

– Чтобы шантажировать ее?

Я отрицательно качнул головой. Мой ответ, кажется, удивил его. Помявшись немного, иностранец обронил:

– Говорите.

– А вы уверены, Дарья, что вашему мужу стоит присутствовать при этом разговоре.

Девушка быстро посмотрела на меня, но тут же уткнулась в рукав пиджака мужа.

– У меня больше нет сил молчать, но и рассказать ему все я не могу, – сквозь всхлипывания расслышал я.

– Что ж, значит, это мое наказание за то, что столько лет скрывал правду.

Дарья перестала всхлипывать и вновь посмотрела на меня. На этот раз с недоверием.

– Ваша сестра в ту ночь действительно пыталась покончить с собой. На этом самом мосту. И мальчик действительно помешал ей сделать это. Я точно это знаю, потому что я – тот мальчик.

– Она не выдумывала тогда?..

– Нет.

Дарья побледнела, вцепилась в мужа, доставляя ему заметную боль. Но Генрих лишь приобнял жену, давая понять, что она может рассчитывать на его поддержку.

Я продолжил рассказ:

– Вы не поверили ей. Разозлились. Яна вспылила в ответ. Я уверен, вы не желали ей плохого. Случайно толкнули, так что она налетела на комод и ударилась головой о подставку для книг. Упала. Она дышала, но вы все равно испугались. Подумали, что если вызовите скорую, вам придется отвечать по всей строгости закона. А вы ведь были беременны.

Дарья кивнула.

– Но и не оказать сестре помощи вы не могли. Тогда вы позвонили старому школьному другу, который к тому же имел отношение к медицине.

– Когда Марк приехал, Яна уже была мертва, – всхлипывая, продолжила Дарья. – Я перепугалась еще сильнее, мне стало плохо: заболел живот. Марк дал мне какую-то таблетку. Потребовал, чтобы я взяла себя в руки. Пообещал, что устроит все так, что никто не заподозрит меня в убийстве. Он перенес Яну в кухню, положил на пакет, чтобы на полу не осталось крови. Промыл комод, собрал журналы. Подставку для книг он тоже хотел выкинуть. Сказал, что если ее увидит следователь, то это может породить сомнения. Я не позволила выбросить. Это была память об отце и о деде. Он сказал, что это память об убийстве, и я не смогу ее воспринимать иначе. Я все равно была против. У меня снова прихватило живот. И тогда он пообещал, что отмоет подставку и возьмет на работу.

– Ведь там вы не бываете. Да и никому не придет в голову искать улику в кабинете судмедэксперта, – закончил я.

Девушка кивнула. Отерла с лица слезы, продолжая стоять лишь благодаря поддержке супруга. Генрих смотрел на нее с жалостью. Ни упрека, ни осуждения.

– Я не хотела ее убивать. Даже когда она совсем доставала меня своими выходками, я не желала ей смерти. Я надеюсь, что она простит меня.

Я сглотнул неприятный комок в горле. Пришел момент самой неприятной части нашего разговора.

– Вашей сестре не за что вас прощать, Дарья, – проговорил я. – Вы не убивали ее. Яна погибла здесь. Упав с этого моста на лед, сковавший реку.

– То есть как это? – озвучил их общее непонимание Генрих.

– Я хорошо помню то утро, когда здесь работала следственная группа. Я шел в школу, но, разумеется, остановился, увидев милицейское оцепление. Яна лежала на снегу на спине. У нее были многочисленные переломы, судя по положению тела. А вокруг головы растеклась огромная лужа крови. Так много крови могло натечь только из свежей раны еще живого человека. Да и милиционеры обратили бы внимание, если бы крови вокруг разбитой головы было мало, так что не считайте мой вывод основанным на детском преувеличении. Таким образом, она совершенно точно была еще жива, когда ее скинули с этого моста.

Дарья решительно замотала головой.