– Что здесь происходит? – поинтересовался ошарашенный Сэм Смит.

– Видите ли, майор, – насмешливо ответил детектив, подходя к офицеру секретной службы, – призраки, в отличие от вампиров, прекрасно видят свое отображение в зеркале. Впрочем, и вампиры отражаются, если на зеркале нет серебряной амальгамы. Я этот ньюанс специально уточнил.

Он поманил к себе переводчика.

– И что все это значит? – не унимался представитель тайной службы.

– Очень многое, сэр. Я не знаю, видел ли когда-нибудь Алаяр-хан зеркало, но вряд ли ему доводилось видеть кривые зеркала. Так что сейчас его атакует почти три десятка монстров, от которых невозможно скрыться. Подобраться к ним тоже нельзя – перед каждым зеркалом стоит освященный крест. Так что мы – его единственная надежда на избавление от этой нечисти.

– Мистер Искандер, будьте любезны, сообщите Его Высочеству, что то мы спасем его от шайтанов, если он поможет нам установить убийцу и его мотивы.

– По-вашему, это сработает? – спросил Раджива капрал Мак-Кензи, наблюдавший за диковинной «артподготовкой».

– Должно сработать.

– Чудное дело, – сказал отставной капрал, не сводя глаз со здания. – Вы позволите мне удалиться? Следует распорядиться о ланче для вас и полисменов.

– Чуть позже, господин Мак-Кензи. – покачал головой сикх. – Мне нужны будут ваши консультации.

– Как скажете, – с неохотой ответил ветеран. – Но какже ланч…

Вопрос остался без ответа.

Между тем голос говорившего в рупор Искандера стих и тут же из дома донеслась гулкая, словно он говорил в пустую бочку, речь Алаяр-хана.

– Он согласен нам помочь, – начал переводить Искандер. – Но говорит, что не уйдет из дома, покуда не получит кровавого отмщения. Он жаждет видеть, как убийце отпилят голову и выпустят наружу кишки.

– Вот еще. Что за нелепое варварство, – надменно расправляя плечи, сказал Сэм Смит. – Кто бы ни был убийца, он подлежит британскому суду.

– Я просто перевожу, – напомнил Искандер.

– Пусть опишет момент своей смерти, – перебил их распри Стивен Шейли-Хоупс.

– Я плыл в облаках, услаждая слух божественной музыкой, а взор – танцем гурий, как вдруг огонь подхватил меня, будто пушинку, и швырнул на скалы, лишая жизни и лишая права вознестись к престолу Аллаха, ибо преступил я закон в смертный час и не избыл вину свою в последний миг.

– По-вашему, этот бред может нам чем-нибудь помочь? – скривил губы майор.

– Конечно. – Детектив мельком взглянул на стоявшего в сторонке помощника и чуть заметно кивнул ему.

– Так вот, – вкрадчиво сказал тот, обращаясь к хайлендеру, – я еще вчера хотел спросить, не желаете ли добровольно признаться в убийстве?

– Я?! Но-о с чего вы взяли? Будто я…

– Капрал, у вас осталось очень мало времени, поскольку Искандер вот-вот закончит переводить поэтический бред призрака на безукоризненный английский. Я специально не дал вам уйти, чтоб вы его послушали, а я на вас посмотрел.

– И что же вы увидели? – тяжело вздыхая поинтересовался Мак-Кензи.

– Все, что хотел увидеть. На самом деле, несмотря на кажущуюся бессмысленность показаний Алаяр-хана, он все описал довольно точно. Когда вы напали на него, он курил опиум, совершая, с точки зрения Корана, большой грех, ибо Пророк запретил правоверным использовать одурманивающие вещества. Тем не менее он плыл в облаках, любуясь своим «цветником» и слушая милую сердцу музыку. Замечу, его сердцу милую. Вам, как я вижу, такая музыка не по вкусу. Так ведь? Можете не отвечать, гримаса на вашем лице говорит сама за себя.

– В этом вы правы, сэр, – через силу буркнул шотландец.

– А еще говорят, что волынщики не имеют слуха, и им все равно, что звучит вокруг. Вы ведь служили волынщиком, не так ли?