– А Фёдор что обо всём этом думает?

– Похоже, ему сегодня не до мыслей о работе, – огрызнулась женщина. – Ладно, пошли в корпус. Холодно!

– Зин, так, может, и мне домой сгонять? – заискивающе попросил Нил. – У меня в номере «wi-fi» еле тянет, – он посмотрел на Князеву грустными щенячьими глазами. – А утром я – как штык, к завтраку вернусь. Тут ехать-то до города – пятнадцать минут! А, Зин? На Зонтикову, я так понял, мы уже не работаем… В связи с печальными обстоятельствами… А по Синельниковой всё сделаю, сейчас она уже по-любому в номере ко сну готовится… Ты-то сама тоже не циклись, расслабься да отдыхай по полной, используй путёвочку, раз всё так неожиданно обернулось.

– Вали, – устало разрешила Зинуля. – Только завтра – без опозданий! А мне чем заняться? Я до двенадцати не усну…

– Так поторопись, в двадцать один тридцать Эллада Панаётис будет услаждать слух достопочтимой публики игрой на скрипке.

– Так, может, вместе? Ты же – мой кавалер?!

– Блин, зачем я вспомнил, – захныкал Моршин.

– Да езжай! Я пошутила…

Войдя в фойе, Зинуля увидела Марата. Фитнес-тренер о чём-то увлечённо разговаривал со скрипачкой. Она кивнула обоим и хотела было пройти мимо, но мужчина, оставив собеседницу, догнал Князеву около лифта.

– Добрый вечер, Зинаида! Вы сегодня занятие по скандинавской ходьбе пропустили, – тренер казался взволнованным.

– Пропустила, – ответила Зиночка. – Сама решила прогуляться.

– Сама или с новым знакомым из пятьдесят третьего номера? – нагло поинтересовался знаток Байрона.

Князева иронично приподняла бровь, демонстрируя, что вопрос ей не понравился.

– Простите за навязчивость, но мне показалось, что между нами есть что-то общее, и я бы хотел пообщаться с вами поближе, – он сменил тон, придав голосу интимности.

– Вам показалась, – отрезала Зиночка, вспомнив его вчерашнее состояние и рассказ Эммы.

– Понятно, новый знакомый бьёт рекорды…

– Мне данный разговор неприятен. Доброй ночи!

– А в музыкальный салон? А насладиться классической музыкой? – в тоне зазвучала издёвка.

Зинуля молча шагнула в кабину лифта и строго посмотрела на Марата, который стоял не шелохнувшись и смотрел ей в глаза до тех пор, пока створки лифта не сомкнулись.

«Ни черта я людях не понимаю! – подумала Князева. – Клюнула, как малолетка, на любителя поэзии… Хорошо даже, что всё именно так вышло…»

Она доехала до своего этажа, но выходить передумала. Спустилась на два пролёта вниз и направилась в номер к Шталь…

За дверью сорок четвёртого номера было тихо. Зинуля постучала.

Послышались шаркающие шаги, и дверь открылась.

Эмма – в том же глухом свитере и джинсах, в каких была на ужине, – молча пропустила Зинулю в комнату и закрыла дверь.

В душной комнате пахло алкоголем. На тумбочке возле кровати стояла початая бутылка виски и стакан с остатками коричневой жидкости. На полу – раскрытая дорожная сумка с аккуратно уложенными вещами. Лицо тамады с красными опухшими глазами было мокрым от слёз.

– Эмма, что происходит? Ты куда собралась на ночь глядя? – взволнованно проговорила Зина. – Я хотела тебя на выступление Эллады позвать…

Она не успела договорить, как Шталь разрыдалась с новой силой и уселась на кровати, закрыв лицо руками.

– Эмма! Да что с тобой? Ты целый день сама не своя.

– Я так не могу, я так не могу… Я держалась. Ей богу… Я держалась. Но у меня не получится. Я хотела уехать, но понимаю, что и уехать не могу. Мне так плохо! Мне ужасно, Зина! Мне даже некому рассказать… Потому что такой позор и такой стыд… Его не пережить!

Шталь потянулась к стакану и залпом допила виски.

– Я теперь – прокажённая… Виски будешь? – она хотела встать, но Зиночка сама взяла со стола стоявший около графина с водой стакан и, плеснув себе на донышко, поинтересовалась: