– Господин Катранжи? – спросила девушка с еле заметным намеком на улыбку. – Я Милена Беркова. Спасибо, что пришли.
– Приятно познакомиться, госпожа Беркова. Присаживайтесь, – почти официально сказал Виктор и сделал рукой приглашающий жест, исчерпав этим дневной запас галантности.
Она села напротив, вся собранная, с прямой напряженной спиной. Сумочку положила на колени, накрыв ее скрещенными руками без единого перстенька или колечка. Беззвучно подплыл и склонился рядом официант. «Кофе и сливки, пожалуйста», – не слишком уверенно попросила она и, подобно леонардовой Джоконде, обозначила улыбку самым краешком бледных губ. Официант кивнул и растворился в темноте. Девушка какое-то время молчала, разглядывая скатерть, потом, словно решившись, взглянула прямо на Виктора, и тому стоило некоторых усилий не утонуть ненароком в широко распахнутых и полных неподдельной тревоги глазах цвета осеннего моря.
– Итак, вы сказали, у вас пропал брат, – сказал Виктор, отчего-то хриплым голосом. – У вас есть с собой его фотография?
– Нет. К сожалению, нет. Если бы я знала, что так случится…
– Как зовут вашего брата? Сколько ему лет? Сможете описать его словами?
– Да, конечно. Его зовут Антон Берков. Ему тридцать четыре – на семь лет старше меня. Высокий. Худой. Даже слишком худой. Волосы светлые, светлее моих, голубоглазый. Что еще… Да, очки! Круглые такие, смешные, в металлической оправе.
– Какие-то особые приметы у него есть? Шрамы, родинки, татуировки?
– М-м… Родинок нет. А вот татуировки… На плече, на правом, кажется… Да, точно – на правом, вот здесь. Какая-то птица, летит и что-то несет в когтях, не помню что. Еще инициалы «А» и «Б». Да, и надпись внизу – что-то такое про небо. Антон говорил мне, что это военная эмблема. Знаете, он во время войны служил здесь в частях ПВО. Он авиаинженер, его призвали после университета. После демобилизации решил остаться – женился на одной местной красотке, танцовщице из варьете. Устроился авиамехаником на аэродроме, а в прошлом году… Может не стоит об этом говорить… Она, то есть его жена, сбежала с каким-то столичным артистом, гастролером-фокусником… Нет, детей у них нет… Антон тогда переживал очень. Он и сейчас переживает… Он теперь один живет, а я иногда приезжаю навестить.
– Где он живет?
– Меблированный дом в Хлебной гавани. Снимает там квартиру.
– Там вы, конечно, были… С кем вы разговаривали? Что вам сказали?
– С управляющей домом. Какая-то кошмарная старуха! Она сказала, что не знает где сейчас Антон. В квартиру она меня не пустила. Сказала только, что давно его не видела, неделю или больше… Она назвала его пьяницей. Сказала, это не сильно ее волнует, пока он платит за квартиру.
– Он что, действительно пьет? – спросил Виктор.
– Последнее время, да, – вздохнула девушка, и глаза ее потемнели.
– К нему на работу, полагаю, вы тоже ездили?
– Да, я была там… – она поджала губы. – Знаете, оказывается его уволили. Давно, еще весной. Уволили за… за пьянство… Где он работает сейчас, никто не знает. – Она замолчала, взгляд серо-голубых глаз был обращен в пустоту.
Подошел официант, поставил на стол кофе, сливки и снова исчез в темноте. Виктор исподлобья взглянул на девушку, потом посмотрел на свои руки, сцепленные над столом. Он расцепил пальцы и, сложив их домиком, сказал:
– Госпожа Беркова. Ваш брат самостоятельный человек. Взрослый, одинокий мужчина. Согласитесь, естественно было бы допустить, что он может проводить время по своему усмотрению – где угодно, как угодно и…
– С кем угодно… Вы это хотели сказать? – печально улыбнулась Милена Беркова своей скупой джокондовой улыбкой. – Да, конечно, вы правы, у него своя жизнь, но… Вы не знаете Антона. И вы не знаете наших с ним отношений. Я хочу, чтобы вы поняли: он с детства очень аккуратный и дисциплинированный человек, – нас так воспитали. Даже если он пьет, это еще ничего не значит! Если он получил мою телеграмму, то просто не мог, понимаете, не мог меня не встретить!