Мы выпили настолько непринужденно, словно старые добрые друзья.

– Лера дала мне возможность неплохо зарабатывать – ввела в курс дела, вложила средства, помогла разобраться в хитростях налогов… Я очень благодарен ей за это, и поверьте, я вернул ей все в пятикратном размере… В целом, она очень хороший человек, но ее… эти… Секс! Она меня замучила! А представьте себе мой ужас, когда я узнал, что она втихаря подмешивает мне в пищу «Виагру»! То есть, ей глубоко плевать, что через несколько лет я могу стать полным импотентом, она просто выкинет меня на улицу и найдет себе другого молодого любовника. А я? Как мне жить дальше? Вижу по глазам, что Вы не верите… Хорошо, давайте поговорим, как деловые люди. Если Лариса догадается, что я обо всем знаю, деньги в полном объеме Вам не светят. Это плохо для Вас. Плохо будет мне, когда она наймет другую ищейку, опытного, беспринципного, наглого типа, который не побрезгует спрятаться под моей кроватью. Мне кажется… мне кажется, Вы человек честный… Давайте заключим взаимовыгодную сделку?

Я усмехнулся и вновь посмотрел на картину. К большому удивлению обнаружил, что мой взгляд стал снова приобретать ту глубокомысленность, из-за которой я уже прокололся один раз.

Станислав знал толк в изысканных алкогольных напитках – несмотря на то, что вчера мы выпили достаточно много, сегодня я чувствовал себя как молоденький огурчик на грядке, и содержимое холодильника меня не интересовало вовсе. Он мне определенно нравился. Психология не моя вотчина, но охарактеризовать Станислава все же попробую. Я причислил его к той категории людей, которые на обстоятельства, плохие они или хорошие, смотрят не как на трагедию или счастье, а просто как на вираж судьбы, значит, так надо было. И не делают с этого событие вселенского масштаба, а просто и буднично стараются повернуть проблему к себе лицом. Мне импонировала его убежденность в том, что если солнце еще согревает нас, стало быть, не такие уж мы падшие существа. И раз мы находим в себе силы в такое сумасшедшее время любоваться звездами и луной, восторгаться горами и морями, изыскиваем в чертовски безобразных ехиднах, гиенах или скунсах свои маленькие прелести, мы живем, и кто-то, будь то Бог или Сатана, не против нашего присутствия на этой планете. Признаться, я заслушался его. Вот, например, мои гениальные мысли не распространяются на всякие там ландшафты и фауну, и мне абсолютно без разницы, существует ли еще вид какой-нибудь диковинной черепахи или нет. После общения со Станиславом я немного прозрел и глянул на мир другими глазами… Паучок, деловито пробегая мимо моей пятки, меньше всего сейчас думал о смерти, он торопился привести в порядок свои паучьи дела. Имею ли я право решать его судьбу?

На улице тоже вовсю кипела жизнь – мчались машины, дорогие и не очень, размеренно прогуливались прохожие, малышня играла в «квача», галдело голодное воронье, собака носилась за кошкой, пока та не скользнула на дерево, в небольшом скверике молодежь попивала пиво, мужики постарше самозабвенно резались в домино… А ведь, действительно, жизнь – замечательная штука! Не знаю, может, кто-нибудь думает иначе, а я, например, умирать не хочу. Ни сейчас, ни в сто лет. Не исключено, что в раю я буду лежать на кисельном берегу под пальмой, жрать спелые финики, внимать божественной музыке и периодически валяться у бога в ногах, вымаливая прощение за грехи всего человечества, оставшегося на земле и продолжавшего с упоением грешить. Возможно. Но сейчас я хочу быть здесь, в своей стране, в своей квартире, на своей лоджии, пить хороший кофе и курить хорошие сигареты. Финики, в конце концов, никуда не денутся, а вот индюшатину в раю вряд ли кто предложит. Меня вдруг стошнило – пока я рассуждаю о вечном, мой желудок отчаянно семафорит: какие финики? Какая индюшатина? Дай хоть краюшку хлеба с маслом!