Одноэтажное старинное здание с высокими окнами и замысловатыми переплетами, колонны и вензеля в стиле арт-нуво. Симпатично и атмосферно.

Он нашел нужный кабинет и, постучав, сразу заглянул.

– Здравствуйте, я по объявлению, – сказал он с улыбкой классу девушек-художниц и их преподавателю – пожилому мужчине сильно кого-то напоминающего. «М-м-м, Мусоргский? С портрета Репина». Встопорщенная борода, красноватый нос, перекошенный сюртук. Однако умные глаза и мимика перебили первое впечатление. «Нос мог покраснеть из-за аллергии какой-то или просто насморк, чего сразу в пьяницы записывать?».

– А ты хто? – удивленно спросил мужчина, скорее всего, тот самый Иван Яковлевич, с которым и договорено было о встрече.

– Эльчин.

Преподаватель подошел ближе и удивленно спросил:

– Ты русский?

– Эм-м… это проблема? – не понял Наиль.

– А. Нет. Просто имя азиатское. Я ожидал увидеть другой типаж.

– Я наполовину монгол, – сказал Наиль неуверенно. В детстве в этом не сомневался. Правда в том, что отец вырос в детдоме и своих родителей не знает. Да, был азиатской наружности, но вот монгол ли? Может татарин или якут или китаец… Да кто угодно!

– Д-да? – препод водрузил на нос очки с замотанной изолентой дужкой и вгляделся. Наиль охотно продемонстрировал: фас, три четверти, профиль. – Действительно, – хмыкнул наниматель. – Что-то угадывается в скулах, разрезе глаз и оттенок кожи… Но моя версия – кореец.

– Д-да? – удивился Наиль, невзначай повторив вопрос Ивана Яковлевича.

– Уверен процентов на семьдесят. Это неудивительно, ведь монголы и корейцы очень близкие нации, дружат, так сказать, семьями, – пустился в исторические различия преподаватель живописи.

Наиль вежливого выслушал монолог на три минуты (что поделать у препода профдеформация нести ученикам знания) скосил глаза на девушек, улыбнулся, подмигнул синеглазке. Потом понял, что длинноволосая рядом с синеглазкой – не девушка. И был среди художников еще один (если судить по обуви сорок пятого размера), кто-то, спрятавшись за мольбертом, кажется, спал сидя.

– Так я вам подхожу? – спросил Наиль, вклиниваясь в паузу, когда препод перешел на историю, вспоминая, в каком году Монголия обрела независимость от Китая.

– Это надо посмотреть, – на тон холоднее сказал Иван Яковлевич. Мужчина не успел развить свою тираду о том, что много желающих заработать и при этом ничего не делать, а вот работать с полной отдачей почти никого… Как Наиль скинул куртку и толстовку. Под веселый гомон художниц и свист длинноволосого он стянул футболку.

– Гимнаст? – спросил препод и без спроса полез щупать фактуру бицепса.

Наиль передернулся от щекотки:

– Танцор, – потом вспомнил физподготовку и самооборону от Петровича и добавил: – И немножко спортсмен.

– Ага-ага, – задумался препод надолго, не убирая между тем пальцев с чужого плеча. Наиль посмотрел вопросительно на синеглазку, спрашивая взглядом: «Это нормально или мне лучше сразу смыться?». Она весело улыбнулась и показала кулачки в жесте «держись, мужик, я за тебя болею».

– Ага, – отмер препод, смутившись, убрал свои пальцы и даже сцепил их в замок за спиной, прошелся по классу. – Уверен, что Казимир будет счастлив поработать с тобой…

– Сам Малевич? – пошутил Наиль.

– Сам Рябинович, – хохотнул препод (друга художника действительно звали так Казимир Рябинович и шутки по этому поводу не кончались, как и не кончались очереди на заказ картин) и тут же загрустил. – Но он в отъезде. В Ялте.

– Так я вам подхожу? – спросил Наиль в третий раз так и сумев понять: берут на работу или нет?

– Школа платит сто рублей, – честно сказал Иван Яковлевич, заранее прощаясь с натурой. Такие натуры бесплатно работать не будут. А жаль. Классу как раз не хватает порисовать вот таких фактурных, когда и скелет виден и мышцы проработаны и гибкость дает множество вариантов поз.