«– Где мое место в этом мире?

– Я спрашиваю вас. Я спрашиваю вас!

– Но вы не знаете ответа-а-а…»

И кажется, что вот сейчас кто-то наяву заорет, и музыка ударит, как это бывает во многих клипах, которые делают профессионалы, и ждешь этого сначала спокойно, но ничего не происходит, и от этого делается все напряженней и непонятней, а потом эта дымка, которая похожа на бельмо, начинает все заволакивать, а камера начинает торопиться, чтобы успеть показать еще одно лицо, еще, еще… но явно не успевает, и музыка уходит за холм, и уже ничего не видно, но вдруг в самый последний миг мерещится, что все эти, там, в дымке, за столами, начинают вставать… и это отчего-то так страшно, что просто спина леденеет… И на этом все кончается, и уже из ниоткуда, мягко и повествовательно: «Я спрашиваю вас…»

Я не знаю, на кого это вообще-то рассчитано, но душу вытягивает – это точно…

Рассказчик замолчал, кивнул в знак того, что сказал все, что хотел, по-новому и как-то очень ловко обвил ногами ножки высокого табурета и потянулся за кружкой с пивом, которая стояла перед ним на столе. Четверо слушавших – трое мужчин и одна женщина – зашевелились и тоже приступили к ритуальным действиям: женщина неторопливо закурила тонкую и длинную коричневую сигаретку; один из мужчин – высокий и как-то неловко скроенный в районе талии – щелкнул дорогой зажигалкой и поднес ей огонек; самый пожилой из присутствующих поднял высокий стакан с минералкой, по стенкам которого медленно двигались пузырьки газа; последний, сидящий в слегка вызывающей позе ощутимо поодаль от остальных, цедил пиво из фирменной кружки, на боку которой переплелись две буквы, обозначающие название бара.

Интерьер бара не отличался чем-то особенным, но по какому-то легко уловимому, но трудно расшифровываемому единообразию лиц немногочисленных посетителей было понятно, что «чужие тут не ходят». На трех столиках из приблизительно восьми имеющихся в наличии горели плавающие свечи. Букеты из сухой травы и цветов стояли в высоких напольных вазах. Странноватые, явно авангардистские рисунки, в простых рамках висящие на стенах, производили впечатление подлинников. Подлинников – чего или кого? – подобный вопрос мог бы, наверное, озаботить случайного обывателя, но, как уже говорилось, случайные обыватели сюда практически не попадали. На столах и даже на стойке лежали некрашеные льняные салфетки с мережкой по одному из краев и монограммой из двух переплетенных букв в углу – все то же название бара.

По каким-то причинам мужчины изображали из себя джентльменов и ждали, пока выскажется женщина.

– В наше время уже не бывает ничего стоящего, валяющегося на дороге, – у женщины оказалось приятное, чуть хрипловатое контральто. – Я в это просто не верю. Здесь есть какой-то подвох. Возможно, они все сидят на амфетаминах или на героине – не случайно же их в детстве кормили таблетками…

– Если и так – что нам до этого? – пожал плечами старший мужчина. – Разве нам впервой иметь дело с наркоманами? И что это меняет? В чем-то это даже удобней, ведь если регулярно снабжать их качественным продуктом и следить, чтобы не превышали дозу…

– Никому и никогда не удавалось уследить даже за одним наркоманом! – наставительно подняв палец, сказал мужчина, который давал женщине прикурить. – Вся история западной эстрады – тому примером. Рано или поздно происходит срыв…

– Срыв рано или поздно происходит в любом случае, – флегматично заметил старший и на мгновение прикрыл глаза тяжелыми коричневыми веками. – Весь вопрос – в соотношении затрат и прибыли. Ознакомившись с конкретными обстоятельствами, мы можем заранее запланировать время действия проекта. Например, три или пять лет. Не знаю, заметили вы или нет, но в последнее время все как-то ускоряется. Мне лично кажется, что время имен и проектов, которые работают и приносят прибыль десятилетиями,