Особенно же радовало то, что из офиса исчезла Лотарингия – равно как и К., и Ф. Юристы сказали им, что вечер перестал быть томным, что им надо быть аккуратными, чтобы не свидетельствовать против себя, что все вопросы – через адвоката и всё такое.

Делу эта пропажа не помешала, потому что сотрудничать со следствием в нашем лице решили айтишники и сотрудники клиентского блока – а нам было на руку верить в то, что они ничего не знали о мошенничестве. Мы же не полиция (которая, впрочем, в офисе тоже вскоре появилась), нам бы деньги обнаружить и, желательно, вернуть кредиторам.

Да, кстати. Я не ошибся: клиентский блок у Лувра и вправду был. На настоящий бизнес приходилось примерно десять процентов оборота – а это миллионы фунтов. Что интересно, у компании были аудиторы – не Большая тогда ещё Пятёрка, а небольшая (пардон за тавтологию) фирма из города Лутон (это типа как лондонские Химки), состоявшая всего из нескольких пожилых партнёров. Опять же, хочется, чтобы для красного словца их было пять, но ведь обещал не сочинять. Не помню я, сколько их было, но интересно вот что. Всякий раз, делая случайную выборку операций Лувра для проверки, они брали их именно из этих десяти процентов. И так год за годом. Банки хотели было судиться с лутонскими старичками, но в итоге рассудили, что взять с них можно мало чего, а на доказывание маловероятности такого совпадения уйдут немалые время и деньги. И на тот момент местечковые аудиторы, что называется, соскочили. Что с ними стало дальше, мне неизвестно, но подозреваю, что, как минимум, им пришлось прекратить заниматься любимым делом. (N.B. Это, если что – шутка, содержащая тонкий намек на скучность профессии аудитора).

Однако пытливый читатель здесь спросит: всё это хорошо, но где же обещанные любовницы? На что отвечу, вторя М. А. Булгакову: «За мной! – скажу, – Я покажу тебе настоящую любовь!» Правда, на мой вкус, у Булгакова дьявольщина получилась куда как лучше. Ну, да не об этом речь.

На первый план сейчас выйдет финансовый директор Ф., доселе пребывавший в тени. При распутывании луврского клубка быстро выяснилось, что не все денюжки гонялись туда-сюда, а часть их группу покидала (что логично). Среди адресатов как раз-таки и обнаружились компании, принадлежащим упомянутым девяти одиноким нигерийским женщинам – знакомым Ф. Я, на самом деле, погорячился, вот так с ходу назвав их любовницами, поскольку того, как они, выражаясь словами Гумилёва, «пляшут и любовь продают за деньги», лично не видел и свечку не держал. Факт, однако, состоит в том, что компании, зарегистрированные на них, ничем не занимались, кроме обеспечения своим дородным владелицам возможности годами припеваючи жить в Великобритании.

Ведали ли жаркие африканки о существовании друг друга, я не помню, а возможно, никогда и не знал, поскольку к науке, которую я в тот момент представлял, это отношения не имело. А ведь интересно, кстати, равно как и то, зачем Ф. они потребовалось в таком количестве, явно превосходившем его как физиологические, так и временнЫе возможности.

Дело в том, что Ф. был совершенно белым английским джентльменом годам к шестидесяти. Как и полагается финансовым мошенникам (согласно всяческим методикам по их изобличению), он сидел на работе вечерами и в выходные, никогда не брал отпусков и никому не делегировал полномочий, кроме упомянутой Лотарингии. В остальном он был совсем непримечательный (эдакий Корейко), однако, как выяснилось, некоторой экстравагантностью всё же отличался, о чём свидетельствуют не только его сердечные пристрастия.