Но он будто не замечает.

Прожимает кнопку и отстраняется, оставляя меня в раздрае.

Вот черт!

Черт-черт-черт!

Я не знаю, что со мной происходит, но это очень плохо. Он женат. У меня бойфренд… сожитель… гражданский муж, да какая разница!

Но я впервые испытываю такое по отношению к мужчине.

Мне всегда хватало симпатии, красивых глаз, того, что меня хотят.

Даже когда я была отчаянно влюблена, это чувство оно жило где-то в голове, вгрызаясь в мозг обезумевшей крысой, но не было настолько витальным. Подобной животной тяги я не ощущала никогда.

Он отстраняется и я едва ловлю себя на остатках силы воли, чтобы не прижаться обратно. На сегодня достаточно унижений.

Каждая из тридцати двух секунд поездки до десятого этажа оставляет у меня на коже невидимые кислотные ожоги. Я отворачиваюсь и только краем глаза вижу рукав пиджака, край белой рубашки из-под него, блеск браслета часов. Пальцы у него сухие, с узловатыми костяшками, аккуратными прямоугольными ногтями. Я рассматриваю их между огненными вдохами и натурально схожу с ума от того, какие они совершенные.

Ева, прекрати!

Я едва дожидаюсь, пока лифт остановится на моем этаже. Даже не дожидаюсь – едва двери начинают открываться, я пытаюсь протиснуться, бьюсь о них как дурная бабочка и слышу за спиной обидный смешок.

Когда лифт уезжает наверх, я только закрываю глаза, пережижая, пока отпустит острое ощущение позора.

Но я снова забываю, что ему надо всего лишь этажом выше. И все, что мне остается, когда я слышу, как он выходит из лифта – затаиться и ждать, слушать, как сосед долго ищет ключи по карманам, находит и роняет, поднимает, отпирает дверь, ругаясь полушепотом, и наконец захлопывает ее за собой.

Теперь я могу отмереть и открыть свою.

Рассеянно шарю в сумке в поисках ключей, пытаясь выцепить их за стеклянный брелок, но вместо них мне попадается то помада, то коробочка с леденцами, то зарядка для телефона, то еще десяток самых нужных вещей, которые всегда болтаются на дне и никогда не находятся, когда нужны.

Мысли мои сейчас заняты совсем не ключами. Я пытаюсь понять, что это вообще было. Может, у меня просто недотрах? Не помню, когда последний раз получала оргазм. Может, надо просто кончить и я перестану бросаться на симпатичных незнакомцев?

Мне сейчас действительно страшно хочется секса. Такое взвинченное состояние, как после эротических снова, когда просыпаешься распаленная и кажется – дотронься и взорвешься.

Я пробовала использовать Олега в такие моменты, но он с подозрением спрашивал, кто это мне приснился, какой чужой и прекрасный мужчина меня возбудил? Если я сейчас на него наброшусь, у его подозрений будут все основания.

Я не успела нащупать выключатель, а Олег уже был в коридоре. Забрал у меня сумку, помог снять пальто и поцеловал в губы. Я качнулась к нему, продляя поцелуй. Он обнял меня за талию, я закинула руки ему на шею…

– Посмотришь, что у меня на кухне? – спросил он, прерывая объятия, прямой дорогой, как мне казалось, ведущие в постель. – Я попробовал сделать лазанью, но в соусе то ли помидоров многовато, то ли еще что, не пойму. Фигня какая-то. Я бы поправил – и через пятнадцать минут ужин готов.

– Да, сейчас…

Я стащила сапоги, чувствуя, как горят губы, требуя продолжения.

Но Олег ушел к своей лазанье, вообще не обращая внимания на мое состояние.

Наши с ним проблемы были не в том, что он хотел секса больше, чем я. А в том, что он хотел его именно тогда, когда я не хочу. Я вот даже не знаю, что противнее – лежать и думать, что ты, современная женщина, почему-то оказалась в ситуации вынужденного брака прошлых веков и теперь смотришь в потолок и думаешь об Англии или лежать и злиться, что ему опять «что-то не хочется» и «ты же сама мне объясняла, что это тоже насилие, только над самим собой».