Оба дома были окружены изгородью. Не из жердей, сбитых в пролеты и не из кольев. Ограда была плетеная, как корзинка.

– О, изгородь-то, как в Малороссии, – определил бывалый Конюхов. – Значит, точно, в Польшу едем!

Тимофей, спрыгнув на землю, подошел к крыльцу. Хотя изгородь вокруг дома и была сделана по южному образцу, но сам дом был русским, бревенчатым, а не из глины, замешанной пополам с навозом или кукурузной соломой. Изба – пятистенок, в котором «зимняя» половина отделена от «летней» светелки. Вон – большой сарай для скота. А там, слева, конюшня. Не похоже, что бедняки …

– Хозяева! – громко позвал он, колотя в дверь рукояткой нагайки. – Пустите на постой!

За дверью раздалось скрежетание и чей-то низкий голос – не понять, мужской или бабий, ответил:

– Пшел ты, к медведю на ухо! Ходят тут всякие, нищеброды. В монастырь валяй, там изба есть, для бродяг. А тут вам, дармоедам, не подают…

– Мы заплатим! – не смущаясь неласкового приема, крикнул Тимоха.

За дверью установилась тишина, а потом все тот же непонятный голос спросил:

– А чё надо-то?

– Да ты не бойся, – покровительственно сказал Акундинов и принялся перечислять: – Баня и еда для нас, конюшня с овсом для коней. Ну, хорошо бы еще щец с мясом, пироги с капустой да постели. Ну, дак чего забоялся-то?

Дверь медленно отворилась. На пороге стоял мужик, хоть и невысокого роста, но поперек себя шире. За плечом угадывалась ладно скроенная бабенка.

– Да я и не боюсь, – бабьим голосом сказал мужик, поигрывая охотничьим рожном… – Так, говоришь, денежки заплатишь?

Тимоха, оценив фигуру хозяина, наглеть не стал:

– Сколько возьмешь за три дня?

– Три копейки с денгой, – назвал цену своего гостеприимства хозяин.

– Одна, – принялся торговаться Тимоха.

– Три, – слегка уступил мужик.

– Две, – повысил Акундинов, хотя торговался из чистого озорства.

– Три, – еще немного уступил хозяин и пригрозил. – Больше не уступлю! На три дня, да на двоих… Да кони еще… Одного овса на них полкопейки уйдет… А сена еще…

– Ладно, – согласился Тимоха. – Но баба нам исподнее постирает.

– Добро, – согласился хозяин, протягивая широкую, как лопата, ладонь.

Тимофей, отзываясь на рукопожатие, чуть не завыл – хватка у мужика была железной! И хватка, и фигура никак не вязались с низким визгливым голосом и безволосым, одутловатым и, опять-таки, каким-то … бабьим лицом.

– Маланья, баню топи, – приказал хозяин жене, а сам обернулся к гостям: – Пойдем, коней поставим, а потом – перекусим, что бы в баньку-то на голодное брюхо не ходить. Воды там довольно, каменка – теплая еще. Только дровец подкинуть, так мигом дойдет.

Скоро все трое уже сидели за столом и уминали черствые пироги с грибами, запивая их квасом. Хозяин, которого звали Прокопом, позевывая, говорил гостям:

– Ничо, щас банька приспеет, напаритесь. Пока паритесь – баба ужин сготовит. Щец, правда, нет, выхлебали, но гречка с мясом есть. Ну, грибочки-огурчики всякие.

– Водку будешь пить? – неожиданно спросил Тимофей, вытаскивая из сумки флягу, чем поверг в изумление Коску, который уже несколько дней клянчил хотя бы чарочку.

– А чего бы не выпить? – отозвался хозяин, пытаясь говорить степенно. Но голос-предатель, то и дело срывался на визг, поэтому получалось смешно. То ли – баба переодетая, то ли, подросток, пытающийся говорить «под мужика»: – Ежели мало будет, так я свою достану. Дешевле некуда – две копейки ведро.

– С табаком, небось? – деловито поинтересовался Костка.

– Ну, еще чего, – слегка обиделся хозяин. – У меня ведь, не как в кабаке государевом. Для себя выкуриваю. Ну, так, соседям да путникам иногда продаю…