– Вроде не зона, а как все выстроилось само собой. Вот тебе и койка, Жора. А Пашка привычный на корточках. Да вы расслабьтесь, парни. Мы тут как у Христа за пазухой. Лишь бы не пичкали лекарствами и уколами, иначе хана психике и всему ливеру.

Иван Иваныч явно знал много, через порядочное горнило прошел. Но было видно, что он выше всех этих условностей и правил. Мне стало интересно.

– Иваныч, а ты сидел?

– Когда-то в прошлом. Сейчас лежу. Но пора вставать, а то все затекло. Хорошо, что вы появились. А то б обмочился тут, спеленатый.

Иваныч встал, отправился по нужде в кабинку туалета без дверей, и не отвлекаясь, продолжил речь:

– Сидееееел. Еще как сидел. Но что-то тошно мне стало от этого. Света белого не видел между ходками. А тут проповедник пришел. Лекцию читал нам, Библию. Я к нему на беседу напросился. Он меня и надоумил, что есть другая жизнь. Без этой грязи, без насилия и воровских законов. Без зашкваренного мира… Где есть закон божий и человеческий. Так я и подался в церковь. Только не в ту, которую он мне нарисовал, а в нашу. Сперва, в часовню стал ходить при зоне, потом служкой. А там и конец срока. В родной деревне куда податься если нет жилья? Ну, напрямик к Батюшке. Он и пристроил меня в кочегарку. Так я и дворником, и охранником при храме и что подлатать да смастерить.

– А сюда как попал?

– Я ж наркоман заядлый был. Без дозы не мог. Но вроде как за время что сидел, отпустило меня. А при церкви так и вовсе думать перестал. Но послал меня наш отче в Харьков за инструментом и как назло на рынке, на Барабане дружки мои старые. Мол, пошли чаю попьем, за дела поговорим. Ну в ближайший шинок зашли. Я-то не пьющий теперь. Но понимаю, что сморили они меня, что-то подсыпали. Может клофелин или дурь какую. Я ж в цивильное был одет и при деньгах, каких-никаких. В общем, приступ у меня был. Ничего не помню. Очнулся уже здесь, в пижаме.

– И чего тут привязан, не со всеми?

– Чего, спрашиваешь? Арама полез успокаивать. А этот Сережа санитар нас так и принял двоих. Карантин у них как карцер. Тут хоть в исподнее обделайся. Могут сутки к тебе не подходить. Еще и матрац убирают, чтоб потом не стирать. Только если не в смену Богдаши. Он не дает над людьми измываться. Но у него и не побалуешь.

Все затихли на своих местах. Я съежился на доставшейся мне полномерной кровати. Принял позу зародыша и начал тихо скулить. Но только тихо, чтоб никто не слышал моего воя. Боли не было. Однако жуткое отчаяние и скорбь овладели мной.       Скорбь была моим наказанием в этот день.

Глава 2. Круг второй

Преградила дорогу их скала с обрывом. Сходила она вниз, в яму. Была та яма выгребная зловонна, червями и нечистотами полна. И стояли в нечистотах люди. И проедали адские черви в плоти человеческой себе норы.

Рвали люди червей, рвали плоть свою и бросали в рядом стоящих. И мучения все получали чудовищные. Но нарастала заново плоть и повторялись страдания многократно…

И молвил Светлый, на яму указывая: «Это «Колодец отходов». Собраны здесь те, кто возжелал подобного пола своего или скот домашний или ребенка малого, или какие другие похотские страсти одолевали его. Пожали они плоды свои друг от друга, так и в века будут принимать мучения сии.»

И воскликнул с мольбами обреченный: «За что меня к ним? Не возжелал я ни мужчину, ни скота, ни дитя малого! Не помышлял о таком и порицал пороки эти. Смилуйся ко мне, ибо не ведаю за собой греха такого!»

Указал рукой Светлый наверх: "Знаю, что грех этот не тронул ни тело твое, ни душу".

Ближе к вечеру зашел старший бокса Харон.

– Хлопцы, хто вечерить хоче успеть? Сбирайся, бо Серожа ща прийде. Заберет вас до отделения.