Если понятием «ложь» предполагается, что лгать недопустимо ни при каких обстоятельствах, под это понятие не подпадают те ложные высказывания, которые допускаются моральным чувством и здравым смыслом. Сохранив для себя таким образом возможность говорить неправду в определённых случаях, мы не должны будем считать себя в таких случаях лжецами. На все прочие случаи по-прежнему будет распространяться правило «лгать недопустимо». Поведение человека в результате такой операции над значением слова не изменится, но будет устранено противоречие между требованием не лгать и невозможностью его соблюдения. Случаи лжи из человеколюбия не будут больше отождествляться с аморальным поведением, потому что такая ложь не будет отождествляться с ложью. Суждению «лгать недопустимо» истинность будет присуща безусловно.

Распространяя запрет лгать на все случаи ложных высказываний, которые делаются сознательно, Кант («О мнимом праве лгать из человеколюбия») словно не замечает, что цель таких высказываний может быть высокой и похвальной, и в таком случае они не воспринимаются моральным чувством как нечто недопустимое. Запрет на ложь и вытекающие из него правила поведения восходят в значительной мере к моральному чувству, но Кант не признавал за моральным чувством большого значения. Моральный закон для него основывается на сознании долга. Но моральный закон признаётся рассудком и всем духом человека, а не дан ему в форме положения «ты должен», разделяемого только рассудком. Должное узнаётся как веление разума и души. Кант осознаёт это и пользуется поэтому вместо термина «разум» сложным термином «практический разум».

Частично оправдательное отношение ко лжи будет существовать до тех пор, пока значение слова «ложь» не будет изменено таким образом, что под него будут подпадать только случаи, несообразные с морально должным. В результате ложь перестанет считаться допустимой, и максима «лгать нельзя» станет для всех обязательной. Но поведение всех останется прежним. Каждый будет по-прежнему лгать в тех случаях, когда ложь не причиняет зла другому или даже полезна для него, но не будет считать такие поступки ложью. Поведение человека не изменится; изменятся лишь определения его понятий. Ложь, на которую имеют моральное право, при таком подходе перестаёт быть ложью по названию, но она не перестаёт быть поступком, каким она всегда была, по своей сущности. Допустимой при этом оказывается не та ложь, которая вызывает всеобщее неприятие, но те высказывания, которые внешне похожи на ложь, но по своей сущности не являются ложью. Так санкционируется право на высказывания такого рода и сохраняется возможность лгать, но уже с чистой совестью.

Одно из следующих двух суждений – «Убийство всегда плохо» и «Убийство не всегда плохо» – должно быть ложным, чтобы другое было истинным. Ложно первое. Убийство не всегда, не с необходимостью плохо. В ряду осуждаемых на моральном основании поступков убийство занимает особое место. Большинство людей, сознательно не избегая других грехов, никогда не помышляли об убийстве. Непреодолимое желание убить испытывают немногие. Такие люди больны и могут даже заслуживать сочувствия. Они не властны над своим влечением, как и те, кто совершает убийство в аффекте. Большинство убийств случайны; но и среди случаев преднамеренных убийств много таких, когда поступок совершается в результате стечения обстоятельств и не был бы совершён, если бы не эта роковая случайность. Убийство ли убийство, когда оно случайно? Такие поступки совершаются необдуманно. Убийства ради убийства редки, как правило, их совершают люди с психическими отклонениями. В таких случаях предписание «Не убий!» бессмысленно. Убийство