: его связь с окружающим миром если не разорвана, то, во всяком случае, чрезвычайно осложнена и деформирована. В крайней форме – это серьезная психическая болезнь.

Некоторые скажут: мелочь какая – что-то произнести или не произнести! А помните финал известной с детства сказки: «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя»? Не множество ли бед нашей жизни, от общегосударственных до сугубо личных, коренятся в безответственном отношении к слову, мысли, делу? Всем нам на жизненном пути встречались болтуны и хвастуны, любители наобещать и не сделать, самодовольные слышатели только своего «Я». В лучшем случае к этому можно отнестись с юмором. «Жалкая, ничтожная личность», – раздавал другим оценки старик Паниковский[14]; такого еще можно терпеть с состраданием и улыбкой. В своей глупости и никчемности подобный человек иногда может быть забавен и даже (на расстоянии) симпатичен. Однако описание тоскливой кончины Паниковского – правдивый итог такой жизни; авторы романа подметили это с исключительной точностью. Да вот беда! Как часто от паниковских зависит наша жизнь, а хуже того – как часто мы сами себе паниковские! И этой «малостью» – расхлябанностью и безответственностью – ввергаем в хаос себя и мир вокруг нас. Вот этому-то – на житейском уровне – и противостоит третья заповедь Закона Божьего.

При всем том свое полное значение эта заповедь, как и все, приобретает только на уровне религиозном. И здесь можно выделить две стороны: частную и общую, но обе – равнозначимые.

Частная – это собственно запрет на праздное поминание имени Божия. Основание для этого – в сакральном значении любого имени; имя же Господа неизмеримо более значимо. Имя – это связь. Имя – это познание. Именование – это вхождение в установленную Богом систему взаимных отношений и ответственности. По меткому выражению одного священника, когда мы говорим «Господи», мы как бы снимаем телефонную трубку и набираем номер, и «на том конце» нам немедленно отвечают: «Слушаю». Это мистика именования, немедленная связь; она присутствует всегда и во всем, но только в связи с Совершенным она существует в совершенной и абсолютной форме. И не страшно ли эту связь не заметить, проигнорировать? Вызвать – и промолчать? Вызвать – и заговорить о пустяках, а то даже и ругнуться: «Господи, яичница сгорела!» или «О Боже, этот тип настоящий идиот!».

А ведь это случается не только с людьми нецерковными, но и с нами, чадами Церкви Христовой, для которых заповеди Божии – непреложный закон бытия. По сути дела, это прямое следствие духовного очерствения, нечуткости к мистической реальности жизни. Богообщение заменено убеждением, жизнь в Боге – знанием о Боге. Знание, безусловно, лучше незнания, однако знание – только первая ступень к жизни подлинной, духовной. Такое положение – печальное знамение времен, которым бесполезно противиться, но которые необходимо трезвенно осознавать и рассудительно учитывать. Если уж мы не в силах кардинально изменить ситуацию, если наша духовность – это духовность новоначальных, если благодатный дар подлинного богообщения для нас малодоступен, то хотя бы понимать реальность и сообразовывать с ней свою жизнь – элементарное требование разума и совести. В этих условиях будем стараться выполнять заповедь «не произноси имени Господа напрасно» как минимум на поведенческом уровне, и это уже будет ее исполнением. За это Господь нас не осудит.

У этой медали есть и иная сторона – под запрет сей заповеди попадает также всяческое злословие имени Божьего и призывание врага, как то: чертыханье, поминание нечистой силы, ругань, особенно матерная. Это естественно вытекает из сказанного выше о связи имени и объекта именования. Игра с нечистой силой – более чем опасное занятие, и непонимание этой опасности вовсе не делает ее меньше. Роман «Мастер и Маргарита», героем которого М. Булгаков решился сделать черта (Воланда), начинается эпизодом, в котором он, помянутый как бы невзначай, тут же на зов и откликается: «Позвали – я и тут!» А что с ним делать? Ведь сами пригласили! Удивляться ли возникшим проблемам?