– Не сердись, старший брат Ульфданг, – сказал он примирительно. – Ясно, отчего наш волчонок что ни день глядит сычом, и радость отца ему не в радость. В его годы отец уже взял в жены нашу добродетельную матушку и родил с нею троих сыновей, а Мадге до сих пор ходит неприкаянный, как запаршивевший пес. Еще бы не злиться!


Ангррод заступился за Мадге не столько ради него самого, сколько ради Ульфданга: он знал, что тому не по сердцу приглядывать за младшими. Ангррод любил старшего брата. Сам он сторонился вольной (а на взгляд Ангррода, неоправданно рискованной) жизни элайра, но гордился отвагой и воинской доблестью Ульфданга. Третьему сыну Морлы льстило, что один из его братьев – прославленный боец, настоящий герой Трефуйлнгида, покрывший себя бессмертной славой. Всем известно, что сильный геррод одного из членов Дома простирается и на весь его Дом, так что Ангррод чувствовал себя словно бы причастным к подвигам старшего брата. Он нередко видел, как знатные эсы силой принуждают младших сыновей склонять головы перед старшими; с Ульфдангом же было по-другому. Устремляясь мыслью в дни своего детства, Ангррод не мог припомнить ни единого случая, когда бы старший брат обошелся с ним или с другими братьями несправедливо или жестоко. Ульфданг не любил возиться с малышами так, как Ангррод, но всегда заботился о младших братьях и был с ними в меру суров и в меру ласков. Сдержанный, вечно томимый какой-то неизбывной печалью, Ульфданг принял на себя эту обязанность так же безропотно, как принимал злодейства отца или бесчестность всех, кто его окружал. Маленький Ангррод видел, что брат грустит, и жалел его, хотя и не постигал причины его грусти. Сам он запросто мог разреветься, подравшись с Ниффелем и Сильфре или не получив лакомого кусочка, но быстро утешался и забывал о своих обидах. Так и сейчас, вглядываясь в невеселое лицо Ульфданга, Ангррод недоумевал, отчего тот тоскует. Ведь всё так славно сложилось: их отец – могущественный карнрогг Трефуйлнгида, Ангррод – правитель пусть и небольшого, но небедного карна, Ульфданг – наследник меча и знаменитый на весь Трефуйлнгид герой, и всего у них в достатке: и плодородных земель, и скота, и рабов… Ангррод шлепнул себя широкой ладонью по колену.


– Эх, скучно с вами, братцы, – пропыхтел он, подымаясь на ноги. – Пойду погляжу, что там поделывают наши женщины. Пора бы им накормить нас, как думаете? Эти кости хороши только для собак да рабов, – он бросил под стол кость, из которой уже высосал костный мозг.


Ангррод не желал сознаваться в том перед братьями (засмеют же!), но на самом деле он соскучился по жене, Ордрун, такой же большой, толстой и мягкой, как и он сам. У себя в Карна Тидд они почти все время проводили вместе, присматривая за работниками, распекая рабов или протирая, раскладывая и перекладывая дорогую утварь. Ангррод с ранней молодости не привык разлучаться с женой надолго. Не ощущая рядом с собою ее горячего тела, пахнущего по́том, молоком и почему-то свежевыпеченным хлебом, Ангррод чувствовал себя немного растерянным, словно у него забрали что-то нужное ему, привычное и удобное. Он диву давался, как другие братья – Сильфре, Урф и Урфтан, Йортанраг – живут в своих крепостях вдали от жен и сыновей, возвращаясь к ним лишь по большим праздникам. Нет, пусть братья посмеиваются над ним сколько хотят, пусть дразнят его фольдхером, но не дело это – зрелому мужу отрываться от своей земли, дома и жены, подобно бесправному юнцу, обделенному наследством.


Ангррод отодвинул вышитую занавесь, прикрывающую вход, и заглянул в прядильню. Здесь было жарко натоплено, светло и нарядно; по стенам висели пестрые ткани, пол застилал хризский ковер, старый и кое-где уже протертый – когда-то его привезла с собою из Карна Вилтенайр первая жена Морлы, а прежде им владели ее предки, карнрогги Уллиры. Повсюду стояли прялки и ткацкие станки, узорчатые, один другого краше – приданое невесток Морлы. Собравшись вокруг низенького столика, добытого дедом Тьярнфи Морлы в походе на Карна Рохта, жены лакомились остатками праздничного угощения и болтали без умолку. Они выгнали из прядильни своих детей, спровадили рабынь в стряпную и теперь даже не трудились притворяться, что работают. Ангррод посмеялся про себя. Не зря говорят у них в Тидде: знатные женщины не меньше низкорожденных горазды бездельничать.