– Ты погляди, хозяйка, какие важные гости забрели в наш бедный дом. Что, сынок, золотое кольцо у мертвеца забрал, а одёжу с него снять позабыл? Или другие вороны-элайры подоспели, тебя, вороненка, от падали отогнали? – фольдхер утробно рассмеялся – горшок с кашей, который он поставил себе на живот, закачался.

Людям понравилась шутка хозяина. Посмеиваясь, они говорили друг другу:

– Эк расчихвостил его наш кормилец! У Турре Большого Сапога на всё шутка найдется!

Эадан стоял под их насмешливыми взглядами не зная, как быть. Другие фольдхеры, живущие по соседству с карнроггской усадьбой, получившие свои наделы из рук Морлы, всегда пресмыкались перед элайрами, оказывали им всяческий почет. Эадан вырос уверенный в том, что геррод элайра больше геррода фольдхера. Фольдхеры живут ради того, чтобы кормить своего господина и его дружинников, а земля, подаренная воину его карнроггом, – всего лишь подспорье в те дни, когда знатный муж не добывает богатство и славу в потехе Орнара. Теперь же не успел он войти, как этот толстый самодовольный фольдхер вздумал насмехаться над ним, сыном элайра! Эадан – изгнанник, это верно; но Турре не только над Эаданом, он и над всеми элайрами посмеялся, назвав их падальщиками и оболгав тем самым благородное ремесло знати – кровавые набеги. Эадан не мог этого стерпеть. Он знал, что положение его шатко; меч он по обычаю оставил у двери, а людей у Турре было много, и все – здоровяки, способные одним ударом кулака раскроить череп. Сдержав дерзкие слова, рвущиеся из сердца, Эадан всё же ответил:

– Я слышал, будто Турре Фин-Эрда, фольдхер с хутора Большой Сапог, человек всеми уважаемый и гостеприимный. Я слышал также, что в его доме, стоящем у дороги, всякий странник найдет приют. Видно, я сбился с пути и пришел вовсе не на тот хутор, о котором мне рассказывали, раз уж в этом доме мне приходится терпеть поношение от хозяина, которому ни я, ни мой род от века не делали никакого зла.

За годы сиротства Эадан привык сносить обиды и избегать ссор. Он произнес свой укор почтительным тоном, скорее жалобно, чем сердито, разводя руками будто бы в растерянности. Его учтивость понравилась фольдхеру. Он приосанился и снисходительно махнул Эадану, повелевая ему приблизиться.

– Эй вы, сынки, потеснитесь-ка! – бросил он сидевшим у огня мужчинам, таким же кряжистым, как и сам Турре. Те нехотя подвинулись, освобождая место для гостя.

Эадан поблагодарил и сел, усадив Керхе у своих ног. Турре хмыкнул.

– Гляньте, детки, как знатные эсы обходятся с рабами. У ног сажают, точно псов, – весело сказал фольдхер своим людям. – А и сами они золотые ошейники на себя напяливают, да еще и гордятся ими, – Турре показал пальцем на золотое нашейное кольцо Эадана. – А мы-то и собак ошейниками не мучаем, верно, родные? К чему ошейники да цепи – корми псов получше, они сами от тебя никуда не денутся! Вот и с людьми так же, – фольдхер снова принялся за свою кашу. – Я с моими детушками, с моими рабами и работниками, по-людски обхожусь – вот они за меня и держатся, никакими посулами не оторвать. Хорошо поработал – можно и поесть от пуза, верно я говорю?

– Правду, правду говоришь, отец! – шумно поддержали его люди. – Мы за тебя горой!

Турре удовлетворенно крякнул. Он с прищуром взглянул на Эадана, точно проверял, какое впечатление произвела на гостя преданность его людей. Не приглашая Эадана разделить с ним пищу, фольдхер сам потянулся к общему котлу, плюхнул себе еще разваренного гороха с репой и, степенно зачерпывая его горбушкой, продолжил:

– А вы, элайрово племя, рабов своих держите впроголодь – вот они только и глядят, как бы хозяина обворовать и к другому сбежать. Вон какой у тебя раб – одно название, что раб – хилый да тощий; какой от него прок? Глаза от голода вылезли, а ты ему жрать не даешь. Слышьте, дети, – сказал он людям, – у них, у элайров да у карнроггов этих, зазорно вовремя раба накормить. Надобно, значит, только потом, как сам поешь, объедки ему кинуть. А ваш хозяин, скажите-ка, разве так с вами обходится?