– Он как будто просто ушел, – прошептала она. – И сейчас вернется.

Обернулась к Диме, растерянно произнесла:

– Ты знаешь, а я ведь даже его фотографии никогда не видела.

Полуянов молча обнял ее. Спросил:

– Разуваться будем?

– Зачем? – Надя была благодарна ему за простой, практический вопрос. – Тут пылища, я сначала все помою.

Они обошли первый этаж. Кухня (в раковине, все в белой плесени, тарелка и чашка). Ванная комнатка (унитаз ржавый, черный). Воздух спертый. А в гостиной, наоборот, светло, свежо и почти чисто. В огромные окна заглядывают молодыми листиками ветки берез.

– Почему здесь воздух совсем другой? – удивилась Надежда.

– Рамы старые, в щели дует, – объяснил Полуянов.

Отправились на второй этаж. Две одинаково безликие комнатки – будто номера в дешевом отеле. В каждой – минимальный набор: кровать, тумбочка, шкаф. И еще одна комната, побольше, – кабинет. Здесь все изящней: стол с видом на сад. При нем кожаное кресло. Настольная лампа под старину. На стене – очень удобно, под рукой, – стеллажи со справочниками.

Полуянов заинтересовался, взял один, прочитал на обложке: «Рифма и размер в стихосложении».

Хмыкнул: «Интересно».

Надя убитым голосом произнесла:

– Дим, я такая размазня! Ни постельного белья не взяла, ни толком еды. Как мы здесь жить будем?

Он взглянул насмешливо:

– Вселенская проблема! Неужели в шкафу белья не найдется? А еду в сельпо купим.

– В чужих вещах рыться?!

– Надя, да привыкай уже! Это твои вещи. Все, что в доме, – твое.

– Все равно. Спать на чьем-то чужом белье? – поморщилась она.

Но отправилась в одну из спаленок. Распахнула шифоньер. Произнесла удивленно:

– Для мужчины – почти идеально. Иди, Полуянов, учись.

Дима заглянул через ее плечо. Носки (каждая пара аккуратно скручена) лежали по цветам. Два ряда абсолютно черных, дальше рядок коричневых, по несколько комплектов серых, темно-синих и белых.

И постельное белье, пусть и не выгляжено, но выстирано, сложено и тоже разобрано по комплектам. Пододеяльник, наволочка, простынка – в цветочек. Рядом – те же принадлежности, но в темно-бордовую клетку.

– Волк-одиночка был твой отец, – прокомментировал Полуянов.

– Да. Две наволочки одного цвета я не найду, – вздохнула Митрофанова. – И пододеяльники все одинарные.

Дома они с Димкой спали под огромным «семейным» одеялом, Надя всегда показательно ворчала, когда невенчаный супруг вечером заставлял ее греть постель – и страшно (но молча) радовалась, когда он наконец являлся ей под бочок.

– Но одеял я не нашла! И чем мы обедать будем? – тяжело вздохнула она.

Полуянов закатил глаза, заворчал:

– Все. Надюха начала трепыхаться. Да расслабься ты! Пойдем по деревне прогуляемся, зайдем в магазинчик, купим там какого-нибудь сала, капустки квашеной. Водочки можно мерзавчик – символически, в честь новоселья.

– Представляю, что тут за водка!

– У меня на паленую нюх, не переживай, – утешил Полуянов. И начал распоряжаться: – Давай, открываем все окна – и уходим. А то тут запах, как в склепе.

Надя хотела сказать, что к ночи обещали всего плюс пять, незачем выстуживать дом. И опасно: все распахнуть и уйти. Но начнешь сейчас спорить – Димка презрительно бровь вскинет и клушей обзовет, уже проходили.

Поэтому только раритетную Библию, незаметно для Полуянова, бросила в свою сумочку. И поспешила вслед за ним во двор. Не удержалась, посоветовала:

– Ты бы хоть машину на участок загнал. А то зацепят на дороге.

– Надин, ты моя Надин, – Полуянов обнял ее, потрепал нежно по щечке. – Расслабься хоть на секунду. Обязательно тебе все проконтролировать!

Но послушно пошел открывать ворота.