За полчаса просквозили далеко, обогнули отрог и, согласно намеченному плану, я начал забирать влево и вверх. Вверх! Через пять минут Светлана Юрьевна включила мужепилку. Она совершенно забыла, что не так давно отчитывала меня за немонопольность и вялость руководства, и таки требовала, чтоб я спустился ниже а ещё лучше – вообще остановился, потому что коленка и цистит… ну, это всё уже писано, не буду повторяться.

Надо понять меня правильно. Идет седьмой переход за день. Это много. Я устал. Иду в ритме со всеми, несу столько же, но ещё и подыскиваю дорогу. Жрут не меньше, чем остальных, и морду лица от антикомаринов дерет точно так же. Я обозлен тем, что поганая тропка сумела сбежать из-под самого моего носа. Не осталось сил бегать далеко и искать её. Невдалеке искал, но безрезультатно. Уже пятнадцать минут выслушиваю достаточно злобную и неконструктивную критику в свой адрес, суть которой сводится к следуюшему: я виновен в том, что жене нехорошо. На шестнадцатой минуте не вытерпел. Противно сознаваться, но психанул, как пацан, швырнул рюк оземь, бросил сквозь зубы: «Скоро буду», – и рысью удрал вперед – охлаждаться. По-моему, мужики меня не поняли, но было насрать, если не сказать грубее для более точной передачи моего состояния.

Прогулка водиночку, как всегда, отрезвила. На часах полпятого. Конечно, отсюда по свежачку до стоянки девяносто пятого года перехода два, не больше. Но если я сейчас проявлю твердость, о чем некогда мечтала Света (да вот, жаль, перестала), и попрусь туда, на месте мы будем в семь вечера и совсем никакие. И – я ведь писал уже – вообще, день тяжелый. Не идется. Ну что, кажется, диагноз ясен, остается назначить лечение.

Прислушиваться мешают настырно гундящие комары, но, как следует поработав веткой, удается на мгновение установить относительную тишину, сквозь которую на пределе слышимости прорывается шум, совсем не похожий на шум ветра в ветвях. Слабый ручеек. Предел слышимости его в лесу не превышает сотни метров. Интересно, куда же девался тот здоровый овраг, который мы прошлый год так долго и трудно форсировали? Бес с ним, куда бы ни девался. Значит, так: сейчас назад, морду каменную, командовать переход до воды.

Так и есть: слабый ручеечек, весь закрытый зеленью. И как я его услыхал? Бросаем всех и в неизменно неугомонном составе бросаемся на поиски стоянки. Ищем долго, потому что ничего путного не присматривается. Уж на что Маленький в таких делах специалист, а вернулся ни с чем. Но, поскольку я ещё сохранил некоторый боевой накал, упрямства хватило, чтобы найти таки крохотный ровный пятачок далеко в стороне, не слишком близко к воде, но всё же не за километр.

В том же раздраженно-приказном тоне я, как вернулись к обществу, объявил, что стоянка подобрана и повелел следовать за мной. Маленькая сразу же заныла – а достаточно ли ветреное местечко? Сдует ли гадов? Можно представить, а каком золотом настроении я находился, если не нашел ничего лучшего, как ответить – в голове у тебя ветреное местечко, молчи и топай, куда ведут. Обиделась.

Вот оно, место! К чертовой матери эти мешки! Девочек «раздели», мужики повалились оземь и с трудом освободились от лямок.

Вместе с рюкзаками на землю упали первые за сегодня капли дождя.

Наташа была старше многих из нас по возрасту, а уж по званию – почти всех. В штабе она гордо носила титул «кандидата в энтузиасты» (что-то наподобие прапорщика: ещё не офицер, уже не солдатишка) и имела на «огоньках» (публичных обсуждениях частных недостатков) вес немалый. Перечить ей всегда оказывалось непросто.