А боли от предательства нет. То ли оно меркнет на фоне гибели родителей и трех покушений, то ли подсознательно я уже поставила крест на этой помолвке. Я, увы, пока не настолько цинична, чтобы, как предлагал Марич, не разрывать ее из-за того, что буду спать с ним. Я бы не смогла.

Да. Я бы тянула с сексом до последнего, надеясь его избежать, но, если бы это произошло, я бы разорвала все обязательства перед Андреем.

Видимо, Кастрыкин и впрямь лелеял свои матримониальные планы исключительно в меркантильном ключе. А Лена, а может, и не только она, продолжала бы скрашивать его сексуальную жизнь.

Как же мне хочется стереть ухмылку с ее блядских татуажных губешек.

Игнорируя Лену. Я задаю насущный вопрос, который и привел меня сюда:

– Какая прелесть, что ж ты тогда камеру-то мне в ванной установил? Сколько ты на меня дрочил? Месяц? Два? Или пересматривал между перепихоном с нашей милосердной давалкой, – киваю я на Лену, лицо которой перекашивает.

Что? Думала, что я Кастрыкина совсем не интересую, да? Что он от суровой необходимости со мной за ручки держится?

– Ты, – шипит на меня она, больно вцепляясь когтистыми пальцами в плечо. – Да у тебя там смотреть не на что!

– А это, – перевожу взгляд на нее, – надо уточнить у нашего неисправимого дрочера.

Я с удовольствием применяю подкинутую Маричем формулировку.

– Ах, ты сучка! – вдруг бесится Андрей. – Да ты даже моешься как фригидная старая дева! Я все ждал, когда ты хоть пизду брить начнешь…

Как ему не нравится быть дрочером. Даже сделал ко мне пару шагов, сжимая кулаки. Я впервые задумалась, а может ли он поднять руку на меня.

– Ну что ты, коть! – Ленка все сильнее сжимает пальцы на моем плече. – Мог бы спросить меня. Я бы тебе сказала, что Настенька на эпиляцию в салон ходит. Только результат она показывает не тебе. Наша чистюля раздвигает рогатку перед другими…

– Ах ты блядь! – взрывается Кастрыкин, хватая меня конский хвост.

– Ты что несешь! – офигиваю я.

– Правду, – мерзко улыбается Лена. – Я тут хотела навестить несчастную подругу, потерявшую родителей. И увидела, что она уже утешилась. Выходит в обнимку с Маричем и еще тремя мужиками. Распробовала, наконец, Настюш?

– Ты мне не говорила, – злой взгляд Андрея впивается в Лену.

– Не успела, хотела приберечь на сладкое, – скалится сука.

– Отпусти! – я дергаю головой, потому что еще немного, и Кастрыкин меня оскальпирует.

– Отпустить? С хрена ли? – ревет он. – У меня, оказывается, развесистые рога. А мне ты заливаешь, что целочка еще на месте! Сейчас я попробую, есть ли там что-то ценное. Мне положена компенсация за выебанный за год мозг.

И эта скотина другой рукой лезет ко мне под футболку.

– Убери лапы, ублюдок! Вот у тебя есть дырка!

Ленка заламывает мне руку, и от острой боли на глазах выступают слезы.

– А я, – подружка цедит мне на ухо, – помогу сладенькому. Посмотрим, как тебе понравится. Может, даже друзей позову, чтоб тебе веселее было, чистенькая ты наша. Скоро звание почетной давалки станет твоим.

15. Глава 15

Страх, лютый ужас от непонимания, паника, шум в ушах и пульс, бьющий в виски.

Мой мозг не ищет никаких выходов.

Он в ступоре, но, слава богу, в дело вступают инстинкты.

Я лягаюсь, как бешеная кобыла. Жаль, что я не на каблуках, с удовольствием бы вонзила шпильку в незащищённые яйца ублюдка. Извиваюсь и вырываюсь изо всех сил.

– Да ты заебала, – не выдерживает Кастрыкин и наотмашь бьёт меня ладонью по лицу.

Я чувствую удар, но больно становится не сразу. Оглушенная и физически, и самим фактом произошедшего, я обмякаю на секунду.

– Давай её на диван, – подсказывает Лена.