За два дня она переделала неотложные дела, заплатила за квартиру вперед, собрала только самые необходимые вещи – набрались чемодан и сумка, – оставила верной соседке ключи и уговорила сына этой соседки, шофера-дальнобойщика, подбросить ее на машине до следующей после их города большой станции. Договорившись с проводником, она села в поезд, следующий в Санкт-Петербург.

В купе, немного опомнившись, Рита подумала, что, возможно, не было необходимости убегать тайком, ну не стал бы Валерий держать ее силой! Но нервы бы потрепал, а потом заговорил бы до смерти, и Рита отложила бы поездку, а после снова вошла бы в надоевшую колею… Нет, она все сделала правильно. И тетя Люба бы одобрила. Как она говорила: «Подумай хорошенько, но уж если решилась на что-то – делай не откладывая!»

В комнате пахло пылью и затхлостью. Неудивительно, что Рита так плохо спала ночью. Она открыла окно, которому давно полагалось быть чисто вымытым. С улицы потянуло свежестью. Но стало прохладно – начало мая, в Санкт-Петербурге считается ранняя весна. Рита нашла в шкафу поношенные Маринкины джинсы и серый свитерок, который помнила по прошлым ее приездам. Маринка говорила, что почти никаких вещей с собой не возьмет, там все купит. Однако в шкафу одно старье осталось. Ну ладно, для уборки такой костюм сойдет, не в халате же весь день ходить!

– Послушай, – обратилась Рита к Сережкиному затылку, – я, конечно, понимаю, что у тебя похмелье, и настроение плохое, но разговора нам не избежать. Ты скажи: от матери было что-нибудь? Письмо или поздравление?

И поскольку ответом ей было молчание, Рита повысила голос:

– Сергей, я к тебе обращаюсь!

– А ты сама как думаешь? – буркнул Сережка, не оборачиваясь.

– Я думаю, что не было, иначе бы ты мне показал.

– Правильно думаешь. – Он крутанулся на стуле и посмотрел Рите в глаза. – От нее всего было два письма, то есть открытки.

– Как – два? А ты мне только про одно писал.

– Вот. – Он пошарил в ящике письменного стола и бросил на стол конверт.

Рита, торопясь, вытащила из него фотографию и плотный лист бумаги. В первый момент она не узнала женщину на снимке, но, вглядевшись, поняла: это разумеется, Маринка. Только зачем-то обстригла волосы и перекрасилась в рыжий цвет. Ей никогда не шло, но, может, во Франции сейчас так модно? Сидит себе на пляже в новом купальнике, загорает.

Рита развернула письмо. Большой лист был заполнен едва ли не на половину. Напечатано на компьютере – они там, в Европе, писать ручкой уже разучились.

«Дорогие мои!

Все идет прекрасно, просто замечательно! Николя оказался отличным мужем. Он всячески меня балует и буквально носит на руках. Мне ни в чем нет отказу. На свадьбу он подарил мне кольцо от Картье. Костюм на мне был от Живанши – голубой, а вечером, на приеме по случаю свадьбы, – лиловое платье с очень глубоким декольте и длинные перчатки.

Мы скоро переезжаем – собираемся покупать дом в предместье Парижа или квартиру в самом городе, еще не решили. Так что адрес я напишу позднее.

Леночка шлет привет, у нее все прекрасно.

Целую, Марина».

– Это все? – Рита недоуменно вертела в руках листок. – Что это за ерунда?

– Как видишь, – процедил сквозь зубы Сережка, – вот такое письмецо.

– Когда она его отправила? – Рита схватилась за конверт.

На штемпеле дата: седьмое апреля этого года. Значит, месяц назад письмо было отправлено из Парижа.

– А получил ты его когда?

– В середине апреля, – угрюмо сообщил Сережка.

«Тете Любе было совсем плохо, – вспомнила Рита, – она все равно уже ничего не понимала».

– Обо мне ни строчки, – продолжал Сережка, – пишет «мои дорогие», а кто это?