Наивные, раньше мы думали, что отец нас даже немножко любит. Теперь ни у кого иллюзий не осталось. Мы — рабочий скот, который по достижении подходящего возраста продают тому, кто больше даст. И мы ничего не можем с этим поделать.
Я самая старшая из сестер, две недели назад мне исполнилось восемнадцать. Но я трясусь меньше всех, потому что знаю — меня не выберут. Я неликвид, товар с изъяном. По крайней мере так меня на днях назвал дядя Улдан. Полгода назад я начала поправляться и, несмотря на жесткую диету, набрала пять килограммов. Что со мной только ни делали: заставляли бегать по утрам, есть одни углеводы, потом, наоборот, их изъяли из моего рациона, проверяли мое здоровье, наказывали. Но я продолжаю прибавлять по полкило каждую пару-тройку недель.
— Так она скоро в дверь не влезет! — шипел на маму Марисоль мой приемный отец. — Придумай что-нибудь!
Либо она плохо придумывала, либо со мной и правда было что-то не так, но я оставалась при своих килограммах и сантиметрах.
Мои сестры гораздо красивее и стройнее. Новый жених почти наверняка обойдет меня стороной. Поэтому я дышу ровно, почти не волнуюсь, по крайней мере до того момента, пока в коридоре не раздаются шаги. Девчонки начинают трепетать, выстраиваются в линейку. Я стою предпоследней.
С шумом открывается дверь, на пороге появляются папа Авзураг, дядя Улдан, а вместе с ними какой-то незнакомец совершенно невероятных размеров. Он сканирует помещение взглядом, останавливает его на нас, выжидательно смотрит.
— Мои дочери… — начинает представлять нас отец.
Незнакомец подходит и подолгу стоит возле каждой, разглядывая.
У меня возникает ощущение, что мужчина сейчас станет проверять наши зубы — как у лошадей на рынке.
Проходит время, и мои внутренности будто стягивает жгутом, на лбу выступают капельки пота, начинают подрагивать колени. Пытку ожиданием выдержать не так-то просто.
Когда он подходит совсем близко, чуть не падаю в обморок. Держусь только на силе воли. От незнакомца пахнет мятой и лаймом, видимо, какой-то одеколон. Приятный, свежий аромат. Однако впечатление портит взгляд мужчины — слишком тяжелый, чересчур внимательный. Великан будто подмечает каждую веснушку на моем лице и груди, каждый выбившийся из прически волосок.
Мне не нравится его внимание, я хочу, чтобы он прошел мимо. Прекращаю втягивать живот, как меня учила приемная мать, выпячиваю его, даю разглядеть меня в неприглядном виде как следует.
Только вот похоже, что этого мужчину пятью лишними килограммами на филейной части не испугаешь. У него руки толще, чем мои ноги. И животик мой его не смущает, даже наоборот, кажется, нравится.
Вдруг великан кивает моему отцу.
— Она!
Услышав это, отец Авзураг и дядя Улдан улыбаются от уха до уха, хлопают друг друга по плечу, предлагают вернуться в кабинет и обговорить детали. Незнакомец кивает, и они уходят, оставив нас стоять на месте.
Сестры окружают меня, обнимают, пытаются подбодрить.
— Повезло тебе! — говорит мне одна из сестер.
— Он красивый и молодой! — хлопает в ладоши другая.
Но я уверена, каждая рада, что не на моем месте. И всё же понимаю, что мне действительно повезло, ведь всё могло оказаться гораздо хуже, а сердце продолжает прятаться в пятках и грозит там поселиться на всю оставшуюся жизнь.
«Как же я с ним буду… Он же такой здоровый!» — стонет мое сознание, и успокоить мне себя нечем.
8. Глава 8. Договор
Михаил
— Вот и хорошо, вот и славно! — жмет мне руку Авзураг. — Ты делаешь отличный выбор, Михаил. Это хорошая девочка, послушная, милая…
Осетин разливается соловьем, а сам подсовывает мне ноутбук.