Опять долгая пауза.

– А дальше? – вынужденно подогнал его я.

– Она пошла в милицию. У них райотдел – рядом, через дорогу. И сказала, что мужа убила. Ее арестовали.

Теперь я паузу поддержал. Мое скудоумие – что сделаешь, от природы я такой! – не позволило мне сразу сообразить, чего же хочет от меня настойчивый посетитель в таком ясном деле.

– Санька не могла это сделать, – сказал Осоченко наконец, словно Рубикон перешел.

Вот так. Теперь все ясно. Или почти все…

– Вас как зовут? – спросил я.

– Осоченко.

– А имени у вас нет?

– Есть. Гоша, – он покраснел и опять отвел глаза. Ресницы его при этом замигали так часто, словно в глаз бревно ветром занесло.

Должно быть, не любит свое имя.

А у меня, кстати сказать, уже включилось «зажигание», и проявилась просто необыкновенная страсть к работе. Я старался быть вежливым:

– Гоша, я понимаю, что вы по каким-то причинам переживаете случившееся, принимаете все это близко к сердцу. Но давайте сразу договоримся – вы заплатили деньги с определенной целью. Я пока не понимаю, с какой именно. Поставьте мне конкретную задачу, а потом я буду задавать вам вопросы. Так у нас разговор получится более членораздельный. Итак, чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы доказали невиновность Саньки, – как ни странно, понял он все же мой вопрос. И даже сумел сказать фразу достаточно твердо.

– Но она сама призналась?

– Она ничего не помнит. Она же была под кайфом…

– Хорошо. А откуда у вас уверенность, что она не могла этого сделать?

Теперь клиент задумался на пару минут.

– Я их очень хорошо знаю. Знал, то есть… Его – знал, ее – знаю… – он явно запутался во временных окончаниях. – Мы в одном классе учились и до сих пор дружим. Дружили, то есть… Она любила его…

– Это еще ничего не значит. Наркотики существенно меняют психику человека.

– Она не была конченой наркоманкой… И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта…

– Но, как я понимаю, ваша уверенность основана исключительно на предположении? А о чем говорят факты? Вы познакомились с милицейским протоколом?

– Нет… – смутился он.

– Поймите, я могу этим делом заняться, но давайте сразу договоримся конкретно, чтобы потом недомолвок не было и взаимонепонимания, хорошо? Вы ставите мне задачу доказать ее невиновность. Я знакомлюсь с материалами дела и только после этого уже смогу вам ответить – есть ли хоть какая-то возможность отвести от Саши подозрения. Если нет – то я ничем помочь вам не смогу.

– Хорошо… Я так и думал.

– Договорились. Еще один вопрос. Вы также хотите, чтобы я нашел убийцу, если это не она?

– Нет. Этим пусть занимается милиция. Я не настолько богат, чтобы все оплачивать.

Странно, но в его глазах я вдруг уловил железную непоколебимую твердость. И эта твердость как-то не вязалась с тем первичным впечатлением, которое я составил о Гоше Осоченко. Похоже, парень жадноват. Впрочем, эту фразу – «я не настолько богат» – говорит каждый второй клиент, и я к ней уже привык. И не каждый из них достаточно жаден. Проверено.

– Но, вероятно, поимка настоящего убийцы, если он существует не только в вашем воображении, будет единственной возможностью доказать невиновность жены убитого. Как тогда?

– Тогда – да…

Я протянул руку под стол и выключил диктофон. Предварительный разговор закончен, пора приступать к предварительному расследованию.

Как правило, «по степени тяжести» убийства не расследуются райотделами. Такие дела уходят или в городское управление, или же сразу в областное, или вообще с разбегу в следственный отдел ФСБ, что автоматически ставит их на контроль Генеральной прокуратуры.

Для начала я набрал телефонный номер горотдела.