Из оружия у девочки был только двузубый рашпер, которым Карлотта орудовала на кухне. Сжавшись на кровати, Пьерина с ужасом прислушивалась к происходящему. На балконе что-то постукивало, затем скрипнула дотоле закрытая изнутри дверь балкона, и раздались шаги. Шаги сопровождались словами:

– Che cazza, за кого меня держат в этом доме? Моя фамилия не Борджиа, и здесь, cazzarolla, не Фаэнца.

– Vanfaculo, pezzo di merde! – взвизгнула Пьерина. – У меня пистолет, я тебя, merdoso, застрелю per madre de cazzo!

– Из чего, из вилки? – спросил Чезаре, вваливаясь в комнату. На руке у него телепалась небольшая корзинка, вроде тех, что берут на пикники. – Не ссы, подруга, не обижу, а если и обижу, то не больно. Я тебе тут похавать принес.

– Che cazza? – спросила Пьерина со смесью испуга и злости. – У меня тут бар внизу, с голоду не подохну.

Чезаре пожал плечами:

– Говорят, за чужой счет даже горчица сладкая. И у меня тут вино, не абы какое – я его спер у Белендони.

– Гонишь, – не поверила Пьерина. Винный магазин Белендони был одним из самых респектабельных магазинов Неаполя, и, пожалуй, самым дорогим.

– Клянусь святым Януарием, – серьезно сказал Чезаре, плюхаясь прямо на ковер, несмотря на наличие в комнате пары ротанговых стульев и дивана, который, впрочем, был занят перепуганной Пьериной. – Сама посмотри, тут и клеймо есть.

– Да кто тебя туда пустил бы, босяка? – фыркнула Пьерина. – Небось, нашел на помойке бутылку, налил ослиной мочой…

– …и запечатал фирменной сургучевкой Белендони, ага, – кивнул Чезаре, сноровисто распаковывая принесенные гостинцы – постелил скатерть, выставил деревянную подставку с двумя бутылками, действительно запечатанными сургучом «магазина для богатых», поставил пару бокалов, и теперь извлекал все остальное, включая свежевыпеченную ковригу казафоне, пахнувшую так, что у полтора дня ничего не евшей Пьерины слюнки потекли. – Слазь оттуда, присоединяйся… ты какое вино любишь, белое или красное?

– Cazza’стое, – тем не менее, Пьерина, отложив вилочку, скользнула вниз с дивана на ковер. – Я буду то же, что и ты. Мало что ты в бутылку подсыпать мог…

– Тогда уж не я, а дон Белендони, – заметил Чезаре. – Начнем, пожалуй, с белого. Слушай, я понимаю, что малость вам подгадил….

– Che cazza, малость у тебя в штанах! – съязвила Пьерина. – К твоему сведенью, моя матушка в сбирятнике, злая, как cazza del diablo, под окном весь вечер трутся какие-то merdoso вроде тебя, вот-вот полезут на приступ…

– Не полезут, – ответил Чезаре, не глядя на Пьерину – он разливал вино. – Видишь ли, я об этом позаботился. А в остальном, конечно, ага… нет, а что, я должен был смотреть, как эти черножопые драть тебя будут, что ли?

Пьерина задумалась:

– Вообще-то, если честно, ты мне правда сильно помог… толку то от этой помощи, кажется, мне ничего другого и не светит, у матушки в баре…

–Ten’cazzo! – Чезаре чуть не перевернул бокал, который только что наполнил. – Теперь все, кто к тебе полезут, будут иметь дело со мной.

– Да скорее Папа в Мекке мессу справит, – отрезала Пьерина. – Матушка теперь тебя на пушечный выстрел не подпустит, после трех суток в сбирячьем логове, мечтатель. Кроме всего прочего, мы потеряли благодаря тебе, трехдневную выручку, а налоги все равно плати. Cazzarolla, в следующем месяце опять одними бобами питаться будем.

Чезаре прокашлялся:

– Вот что… ты, это, передай матушке, что я, типа, возмещу. Может, не прямо завтра, как карта ляжет.

– И где ты возьмешь такие бабки? – фыркнула Пьерина. – Или ты думаешь, что мы тут за гроши корячимся, stronzo? Речь идет про две-три тонны зелени, bambino.