– Я буду ожидать в фойе, в столовой пронумерованных, – ответил Вольфганг. – Просто позвоните на ресепшен, они меня вызовут.

– Почему в столовой пронумерованных? – удивилась Пьерина. Вольфганг немного расслабился – извержение Этны пока откладывалось. Вольфганг не знал, почему рассердилась спутница дона Чезаре, и не хотел это знать. Настроение женщины – это стихия, и вопрос «почему» здесь неуместен.

– У меня нет средств для того, чтобы рассиживаться в кафе для орднунг-менш, – Пояснил Вольфганг, садясь за руль. – У меня есть имя и звание, но кофе по шесть марок я со своим довольствием не потяну.

Чезаре запустил руку за пазуху – у него были артистичные кисти музыканта, но музыканты не носят перстней с печатками, а у Чезаре таких было целых два, причем таких размеров, что сразу было понятно, за что их некогда прозвали гайками. Из-за пазухи он вытащил горсть кирпично-красных купюр, и протянул несколько Вольфгангу:

– На кофе, думаю, хватит. И я хотел бы, чтобы Вы пропустили пару стаканчиков вина – за меня и мою любимую. Держите.

Вольфганг неуверенно взял купюры; Чезаре заметил, что мизинец и безымянный палец у него малоподвижны: вероятно, сломаны и плохо срослись:

– Спасибо, дон Чезаре! Я буду ждать вашего вызова! Сейчас вернется служащий отеля и проводит вас в отведенные вам апартаменты!

– Чего-то он не торопится, – отметил Чезаре, когда Вольфганг отъезжал. – Если он уронит наши чемоданы, я его…

Видимо, упоминание о чемоданах спровоцировало Пьерину:

– Сколько можно таскать бабло за пазухой? – спросила она довольно холодно. – Ты когда себе лопатник купишь?

– Ты прямо как моя мамочка, – фыркнул Чезаре. – Я так привык. Quo cazza я буду складывать все бабки в один кошелек – чтобы все разом посеять?

– И кто-то мне обещал не швыряться баблом, – не обращая внимания на слова Чезаре, продолжила Пьерина.

– Che cazzo tuoi? – огрызнулся Чезаре. – Там всего-то пару сотенных было, pezzo di merde!

– Тут пол Берлина за пару сотенных месяц пашет, – ответила Пьерина. – Не говоря об остальной Германии. А в Неаполе ты на эти деньги можешь купить себе сбирскую роту^>10.

– Ты мне еще начни советы давать, как дела вести, – рявкнул Чезаре. – Знай свое место, женщина!

– Ах, так! – в глазах Пьерины вспыхнул огонь, но начавшийся, было, скандал прервало появление сотрудника охраны отеля. Эфэспешник^>11 носил на форменной куртке нашивку с именем и фамилией в тонком лавровом венке, что означало, что он принимал участие в событиях ЕА. Возможно, это придавало ему смелости:

– Простите, герр, – сказал он, обращаясь к Чезаре, – я заметил, что поведение Вашей спутницы может свидетельствовать о проявлениях латентного феминизма. У нас в Германии это считается гражданским правонарушением, и если Вы хотите…

– Che cazza, по-твоему, я не могу сам справиться со своей женщиной? – вспыхнул Чезаре. – Или что ты имел ввиду, rotto in culo?!

– Я обязан пресекать нарушения правопорядка, – эфэспешник, тем не менее, даже на шаг отступил, впечатленный напором Чезаре. – Поскольку даже малейшее действие, идущее против Орднунга – уже начало преступления…

– То есть, ты считаешь, что моя жена – преступник, да, pezzo di merde? – возмутился Чезаре, запуская руку в боковой карман пальто. – Да ты хоть знаешь, с кем ты, cazzo di asino, разговариваешь, merdoso?

С этими словами он вытащил из кармана небольшую пластиковую карточку и ткнул ее в нос эфэспешнику, да так удачно, что тот охнул от боли. Чезаре этим воспользовался, и, схватив мужчину за шкирятник свободной рукой, ткнул в протянутую карточку:

– Читай, merde di porca Madonna!