– Послушай, Темиргали, – примирительно сказал Чокан, чтобы переменить разговор, – если агай придет один, давай постелим одеяла, как в хорошей юрте, и пообедаем, как мусульмане.

– Золотые слова, батыр! Я только об этом и думаю. – Темиргали чуть развалил кочергой горящие поленья, чтобы не так сильно кипело в кастрюле. – Даже если агай и не один придет, все равно сегодня в последний день будем по-нашему обедать.

– Я устал от этих русских обычаев, – признался Чокан. – Куда ни пойдешь, везде скамейки, табуретки, стулья разные.

– Золотые слова, батыр. У меня, скажу честно, давно все ноги и спина болят от такого сидения. В столовую пойдешь – там скамейка, в казарму пойдешь – там табуретка, в контору пойдешь – там стулья. Что делать бедному казаху, как терпеть!

– Больше не будем терпеть. Оружие получили, патроны получили, еще портянок и сапоги и всего много-много! Все теперь в вагоне лежит, на железной арбе, и кругом наши охраняют, – произнес Чокан с таким видом, словно его товарищу ничего не известно. – И теперь скоро в степь поедем, домой поедем!

– А я первый раз испугался, когда железную арбу увидел, – откровенно сказал Темиргали. – Билет мы с отцом купили в город, а сесть побоялись. Так и уехали на конях.

– А меня насильно посадили. После восстания, когда нас разбили.

Чокан уселся на полу возле камина, стал рассказывать:

– Пригнали в Кустанай. Человек двести, руки каждого цепью скованы. Кругом солдаты с ружьями. Подвели к такой большой каменной кибитке, а около нее на земле две длинные-предлинные железные оглобли лежат, на солнце поблескивают, как начищенные песком шашки. Присмотрелся я, вижу, что не на земле они лежат, а на деревянных толстых палках. Палки толстые и дегтем черным смазаны. Меня толкает в бок Адыл, мы с ним были вместе у Амангельды, и шепчет: «Ой-бой, железная дорога. Пропали мы, в Сибирь на поезде повезут». Сибирь меня не страшила, пусть везут куда хотят, а вот железная дорога напугала. «Что такое поезд?» – спрашиваю тихо. Адыл старше меня был, много по земле ходил, в разных городах жил, читать и писать умел. «Ты много телег видел?» – спрашивает он. «Видел», – отвечаю. «Так поезд – это когда много телег, связанных между собой. И все телеги железные, – пояснил Адыл. – Такие телеги очень тяжелые, по земле ехать не могут, провалятся. Они только по таким железинам движутся. И все поезд называется». Я слушал Адыла и удивлялся: «А кто же повезет железные арбы? Сколько коней надо!» Адыл посмотрел на меня как на маленького и сказал: «Паровоз повезет, такая первая телега с трубой. Сейчас сам увидишь». Вдруг что-то как загремит, застучит, запыхтит. «Смотрите! Смотрите! Алла! Алла!» – раздалось со всех сторон. Взглянул я и оторопел.

К каменной кибитке, прямо на нас железное страшилище идет. Над чудищем труба торчит, и из нее все время дым выскакивает, густой и черный. Катится шайтанская арба на колесах, таких огромных, из сплошного железа сделанных. «Паровоз! – кричит мне в ухо Адыл. – Паровоз это!» А за чудищем кибитки железные катятся, одна за другой. Не успел я рассмотреть все, а оно вдруг заорет трубным голосом. Как будто громом ударило, в ушах сплошной звон. Присели мы со страху, слова вымолвить не можем, сердце чуть не лопается. А нас тут солдаты прикладами стали бить, поднимать с земли и к железным кибиткам погнали. Вот как было. Давно было… А теперь ничего, привык. – Чокан лихо прищелкнул языком: – Хоть куда могу на железной арбе поехать!

– Я тоже могу ехать, даже с большой охотой. – Темиргали зачерпнул ложкой кусок мяса, понюхал, попробовал: – Сварилось, батыр! Стели одеяла, готовь место для пира.