Останавливаюсь и несколько секунд даю себе на то, чтобы успокоиться. Но против воли воспоминания накрывают. Каждый раз при подходе сюда.

Обрывки, потому что мозг отказывается воспроизводить целостную картинку.

Потому что он просто не может этого выдержать.

Страшный диагноз, который поставили еще недавно такой цветущей, и пышущей здоровьем маме.

Больница, выписка, улучшение, дающее беспочвенную, но такую желанную, надежду, а потом рецидив.

Последние дни она уже не узнавала нас, не узнавала никого. Я дежурила у постели день и ночь, слава богу, маму не увезли в специальное учреждение, я отказывалась верить. До последнего надеялась.

А потом я проснулась словно от удара, на часах было около четырех утра. Я сразу поняла, что произошло самое страшное для меня, для нас с Маруськой.

Дальше провал. Помню только, как старалась оградить от всего этого сестренку. Она еще слишком маленькая, чтобы видеть.

Включала ей сказки одну за другой, читала книжки.

– Господи, – есть ли у них родственники, отец-то где?

– Да, не повезло девчонкам.

Я не могла всего этого слышать. Вздохи соседей, работников социальных служб. Я пребывала словно в какой-то прострации.

А потом они нашли какого-то родственника по линии отца, который согласился взять за меня ответственность и проследить, чтобы я закончила школу. Я не знала, действительно ли так или это какие-то махинации, чтобы забрать квартиру. В любом случае, Маруську он взять отказался.

– Старшую возьму, для предвыборной компании это будет неплохим козырем. Младшую? Ммм, пожалуй, что нет. Ей только пять, слишком маленькая. Возни много.

– Что ж, хотя бы старшую. А эту отправим в детский дом. Хорошо даже, что маленькая, может удочерит кто.

Со мной случилась очередная истерика, от которой, впрочем, не было никакого толку.

Теперь я живу в сторожке, примыкающей к забору богатого особняка и хожу в элитную школу.

Я упрашивала Бориса Сергеевича взять и Марусю, как могла, на коленях стояла, но получила резкий и однозначный отказ.

Этот холодный, расчетливый человек отказал и в следующей просьбе, остаться в старой школе.

– Мне нужно, чтобы все видели, мне ничего не жалко для сиротки, – говорил он на все мои просьбы.

Дал денег на новую одежду, только я не потратила. В первый же день поехала в детский дом и отдала все нянечкам, чтобы лучше присматривали за сестрой.

Когда мы расставались, она плакала, я тоже рыдала, но ничего не могла поделать.

Мне и самой еще нет восемнадцати, только будет и я учусь в школе. Я не имею права оставить ребенка себе.

Без доходов, без квартиры.

Возможно, если бы не эта квартира, нас бы оставили в покое, но кому-то она очень приглянулась.

Выныриваю из болезненных воспоминаний. Маруся ждет. В это время они как раз должны выйти гулять. Вон уже даже вижу худенькие фигурки впереди.

Ускоряюсь, шагаю вдоль забора и смотрю, ищу глазами.

Маруська стоит, обхватив прутья замызганными ручонками, смотрит через них на улицу огромными глазищами. Ждет.

Кидаюсь к сестренке со всех ног.

– Маруська, Машенька.

– Валя, – выдыхает она и счастливо улыбается. Не выговаривает букву «р», из-за этого смешно коверкает имя. А меня затапливает от нежности.

– Я сейчас, подожди минуту.

Срывая дыхание добегаю до калитки, огибаю ее и несусь обратно, уже с той стороны забора. Кидаюсь к Машке и подхватываю ее на руки. Целую в щеки, в выбивающиеся из шапочки пряди волос.

– Маруська, как я соскучилась. Ну, как ты тут?

– Холошо. Тебя ждала, очень сильно.

– Не обижают тут тебя?

Она отрицательно мотает головой и мне становится чуть легче.

– А почему руки грязные?

– Хватаю ее за одну из ладошек.