Сегодня снова коса одна, перекинута на плечо. Жаль, так ее плохо видно. А еще очень жаль, что окно расположено так, что смотрю только в спину. Сегодня, кажется, рубашка другая, хотя тоже белая. Дресс-код у нее на работе, что ли? Уже почти у самого поворота, прежде чем пропасть на целый день, она, раскинув руки в стороны, проходит несколько метров по бордюру, спрыгивает и поворачивает. Как ребенок, ей-Богу! Она же, наверное, действительно, совсем молоденькая!
А что если... Если вечером посмотреть? К восьми она идёт на работу. Значит, в пять будет возвращаться?
Целый день доделывал "работенку" брата. Вот хитрец всю документацию, всю отчётность мне подсунул - не любит с бумажками возиться. А, в принципе, чем мне ещё заниматься? Хотя многих данных все-таки мне не хватает. Вот что значит отошёл от дел. Нужно звонить Матвею...
Стоп, почти пять. Как же самому встать? Сел. Коляску развернул к себе. Обеими руками по очереди свесил с кровати ноги. Теперь самое главное - перенести непослушное, будто чужое, тело, в коляску. Главное, чтобы коляска не отъехала. Обычно, мама помогает, но сейчас ее дома нет - ушла в магазин. Да, и не хотелось бы, чтобы она поняла, зачем я встаю.
С трудом, чуть не упав на пол, все же сел в кресло, подъехал к окну. Просидел час. Она так и не появилась. Может, раньше прошла? Жаль...
Только в пятницу в шесть вечера я увидел её лицо. Она прошла всего лишь в нескольких метрах от окна. Впервые порадовался тому, что мамина квартира находится на первом этаже - видно было хорошо. Милое чистое личико, челка полукругом, губы слегка шевелились, как если бы она подпевала. Ага, наушники все так же в ушах. Не красавица, но приятная. Хотя не двадцать ей, нет, побольше - двадцать пять, двадцать шесть.
Как ее Капитализма назвала? Аля? Альбина или Алина? Какие же эти имена слащавые? Девчонке этой совсем не подходят...
.... Так и текли мои дни дальше. Понимал, что ничего предосудительного не делаю. Понимал, что смотрю и никому не мешаю. Но, когда наступала ночь, меня мучило чувство, что я не должен этого делать, ведь смотреть на девушку мне нравиться, я получаю удовольствие. И тем самым предаю память своего сына. Я не спас его, я не имею права жить...
4. 4 глава. Ольга Петровна
Сегодня обманула сына снова. Каждую неделю по пятницам езжу на кладбище, навещаю внука, Веронику, мужа, к родителям захожу, а Роме говорю, что к подруге на чай. Побуду у Вадюшы, поговорю с ним, пшена посыплю на могилку, чтобы птички клевали, поплачу, конечно, и как-то легче на душе становится.
Ромочке нельзя об этом говорить, нельзя даже имена их произносить... Бедный мой мальчик, всегда таким был - все в полную силу делал: если радость, то до неба, если горе -то на самое дно. Всегда был замечательным мальчиком - добрым, умным, самостоятельным. Не то, что младшенький - хулиган и задира. Хотя, зачем я так, они оба у меня - замечательные. И с Ромочкой все обязательно наладится, только нужно верить. Вот в воскресенье в храм пойду, молебен о здравии ему снова закажу...
Пришла домой, дверь приоткрыта... Не могла не закрыть, маразм, пока вроде, не появился. Может, Матвей приходил? Зашла тихонько, ого шесть часов уже - сегодня я долго!
Что-то тихо у сына. Может, спит? Потихоньку загляну... Дверь в его комнату никогда полностью не закрываю - вдруг Ромочке что-нибудь понадобится, а я не услышу?
Подошла на цыпочках, заглянула в щель....
У окна в коляске сидит? Странно... На улицу как-то напряженно смотрит, как будто ждет кого-то. Кого? Ой, хоть бы не заметил, что я подглядываю... Вдруг вздрогнул, руки сжали колеса. Кто же там? Жаль, не видно окна отсюда, самый краешек только. Вот бы глянуть хоть одним глазком!