Становилось все хуже. На воротах вагонов-скотовозов было четко указано, что каждый их них предназначался для перевозки шестидесяти коров. Галя подсчитала, что в ее вагон фашисты затолкали примерно двести человек.

Ее насильно загнали, с сотнями других людей, в вагон, где ехать можно было только стоя, в невыносимой жаре, без грамма води и кусочка пищи, и Галя серьезно задумалась, смогут ли эти люди, вокруг нее, достойно сохранить свое человеческое подобие в таких условиях. Она представила то большое количество времени, что пройдет, прежде чем они достигнут цели своего путешествия. Людям захочется в туалет, но придется это делать там, где они сейчас стоят. Некоторые умрут от обезвоживания или просто от истощения. А другие умрут из-за отсутствия надежды. Некоторые станет невыносимо тяжело оставаться в этом мире. Но мы живы, подумала про себя Галя. Мы должны выжить. Кто если не мы?

Галя знала, что любить другого человека – значило любить его запах. А отказать в любви своим попутчикам, означало бы отвергнуть саму суть этого большого чувства, которое она пытала к ним, несмотря на попытки фашистов привить ей острую неприязнь ко всем и всему. Кал и моча еще раз доказывали, что мы живы и мы здесь. Размышляя, Галя улыбалась своей новой неожиданной мысли: я хожу в туалет, значит – я живу.

Она громко и четко произнесла:

– Товарищи, мы должны научиться ладить друг с другом в этих условиях. Мы должны общаться друг с другом. Мы должны поддерживать друг друга. Давайте споем. Я начну петь первую строчку, и вы будете повторять ее. Пожалуйста, если у вас остались еще силы и энергия.

Галя запела:

Не считай свой путь последним никогда!

Они услышали, как захлопнули ворота их вагона, и задвинули до упора засов.

Галя пела.

Вспыхнет в небе и победная звезда!

Протяжный гудок поезда.

Галя пела.

Грянет долгожданный час и дрогнет враг!

Окрики на немецком чередовались с гудками поезда.

Галя пела.

Мы придем сюда, чеканя твердо шаг!

Женщина, в передней части вагона, зашлась горькими рыданиями.

С южных стран и стран у северных морей,

Они чувствовали, как огромные колеса поезда медленно, медленно, медленно, lente, lente, currite noctis equii, начинают вращаться, оставляя лишь неясную догадку о направлении их бега.

Мы здесь вместе в окружении зверей.

Звук непроизвольной рвоты достиг из дальнего угла вагона.

Где хоть каплю нашей крови враг прольет,

Через рассохшиеся планки стен вагона Галя видела: отблески света, красивую пятнистую зелень, а если закинуть вверх голову, то можно было увидеть и солнце, проглядывающее в щели на крыше.

Галя пела.

Наше мужество стократно возрастет!

– А сейчас давайте все вместе, – объявила Галя.

Не считай свой путь последним никогда!

Проплывающие мимо поля мелькали в странном калейдоскопе цветных размытых пятен.

Мы все еще живы, подумала Галя. Я жива. Мы призываем услышать наше горе и наши страдания. Станет ли наше положение все дальше ухудшаться?

В то серое утро Робби, Джек, Галя и Катя прошли маршем от Казарм Ленина через весь город до площади Каталонии. Окружающая их поход атмосфера была похожа на странную смесь из гордости и печали. Радость и грусть читались на лицах мужчин и женщин со всех уголков нашей планеты. Горькие рыдания, попеременно, крайне неожиданно, приходили на смену заливистому смеху. Сладко-горький вкус решительности и отчаянья смешивался с ощущением фатальности. Казалось, что что-то внутри них оборвалось сегодня, что-то умерло. Некоторые не скрываясь, плакали. Другие, расправив плечи, гордо и дерзко печатали свой шаг.

Повсеместно, вокруг себя, Джек видел большое количество флагов и транспарантов. Часть из них – это написанные от руки лозунги на испанском или каталонском языках, еще одна часть – это флаги и знамена военных отрядов. Заметил он там и флаг Советского Союза, с его хорошо узнаваемым серпом и молотом. Но, над всем этим буйством красок безраздельно властвовали яркие красно-жёлто-синие тона триколора Испанской Республики. Джек задумался о том, как долго еще флаг свободы будет реять над Барселоной. И если так случится, что это знамя вырвут преступной рукой, сколько снова потребуется времени и усилий развернуть его полотнище навстречу нежному средиземноморскому бризу или порывистому борею, высоких пиренейских вершин или свирепому шторму мрачной зимней поры. Сможет ли он снова свободно взметнуться в лазурную высь?