*      *      *

Зима незаметно канула в лету и наступила весна.

В начале апреля Рубановы прибыли в Москву на свадебное торжество.

Правда, чтоб всё подготовить, Ирина Аркадьевна приехала за неделю, остановившись не в гостинице, не у Бутенёвых, а у своей давней подруги Машеньки Новосильцевой.

Ольга ехать категорически отказалась, сославшись на плохое самочувствие и общую слабость.

Когда Аким с отцом, щурясь от яркого света люстр, ступили под своды большого ресторанного зала, их встретил многоголосый цыганский хор во главе с нарядным женихом.

– К нам приехал, к нам приехал, Максим Акимыч дорогой, – бархатным голосом выводила красивая цыганка в цветастой юбке, держа перед собою серебряный поднос с двумя наполненными рюмками.

Выпив, Рубанов-старший бросил на поднос несколько мятых десяток.

Песенно порадоваться приезду Акима цыганка не успела, а он, разумеется, выпить, так как младший брат, обняв его, а затем взяв под руку отца, повёл родственников на почётные места в снятом банкетном зале.

Цыганский хор, бренча на гитарах и заливисто распевая, двинулся за ними.

– Я тут самый невзрачный, – указал на мундир Павловского полка без шитья на воротнике Аким. – Зато тебе повезло. Как раз к бракосочетанию государь вернул гусарскую форму, – оглядел синий доломан брата, расшитый по груди пятью рядами золотых шнуров, и заправленные в короткие сапоги красно-коричневые чакчиры.1

– Вместо погон, как в старые времена, золотые витые шнуры с прикреплёнными гомбочками…

– С чем?

– Гомбочками. На которых определяющие чин звёздочки крепятся, – словно ребёнок радовался новой форме Глеб. – А ещё все офицеры полка вместо уставной драгунской шашки, кавалерийские сабли заказали. Не в деревянных, а металлических ножнах. Покажу потом, – усадив родных, поспешил к своему месту, на ходу крикнув брату: – Подойди с невестой поздоровайся.

«Сияет как луч прожектора, – невесело подумал Аким. – Или как отблеск света на лезвии кавалерийской шашки», – выискивал метафоры, и невнимательно выслушав отцовский тост, пригубил бокал с шампанским.

За столами что-то весёлое кричали гусарские офицеры, совершенно не обращая внимания на отставного генерала и пехотного гвардейца в орденах.

Случайно Аким встретился взглядом с Натали. Глаза её были печальны, что совершенно не вязалось со свадебным весельем.

Глеб с бокалом шампанского ходил между столов и чокался с товарищами, со смехом выслушивая их пожелания.

Натали сидела среди заставленного цветами стола и глядела на Акима.

Видимо от выпитого вина, на минуту ему пригрезилось, что видит её в рубановском саду среди кустов белых роз. Она в белоснежном платье и с книгой стихов на коленях, гладит белую кошку… Кипельно белый батист соскользнул с плеча, открыв нежное тепло тела. Сердце его просто разрывалось от любви к этой хрупкой черноволосой девушке, которая сегодня станет принадлежать его брату. Он будет обнимать эти нежные плечи и целовать жёлтые глаза… Никогда ещё Акиму не было так тоскливо и плохо, как в этот шумный весёлый весенний вечер.

            *      *      *

После свадьбы, в Питере, на пасхальный день 13 апреля, Акима с Ольгой навестила компания старинных друзей-приятелей, которую привёл к ним в дом поручик 145-го пехотного Охтинского полка Виктор Дубасов.

Перво-наперво расцеловав Ольгу, пошёл сюсюкаться с крестником.

Когда все разместились за столом, во главе которого восседал Максим Акимович, Дубасов, выпив и закусив, изрёк:

– Дамы и господа, – оглядел присутствующих, сделав замечание Дроздовскому: – А ты Михаил Гордеевич, зря улыбаешься. У меня очень серьёзное сообщение, о котором скоро пропечатают в газетах.