– Глуши станки, – орали ворвавшиеся рабочие и метко метали принесённые с собой пакеты с техническим салом под накинутые на шкив ремни, которые тут же соскальзывали.

– Ну-у, ввиду таких категорических действий, – почёсывал спину мастер, – работу прекратим.

Рабочие паровозных мастерских гасили котлы поставленных на ремонт паровозов и выпускали из них пар. Вытирая ветошью руки, уже вместе с путиловцами направились к железнодорожной электростанции, быстро уговорив электриков прекратить подачу электричества не только на вокзал, но и вдоль всей железнодорожной линии.

Довольные исполненным делом, ринулись в трактиры и чайные.

Шотман-Горский и Северьянов из районного комитета партии получили распоряжение обойтись лишь забастовкой, без хождения к царю.

Распоряжение подтвердила присланная прокламация «Ко всем петербургским рабочим».

«Такой дешёвой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданная попом от имени рабочих, свободу не покупают. Свобода добывается кровью. Свобода завоёвывается с оружием в руках в жестоких боях. Не просить царя и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать с ним всю самодержавную шайку – только таким путём можно завоевать свободу!..»

– Ну что ж, – почесал затылок Северьянов. – Инструкции следует исполнять. Посетим любимый Гераськин трактир и почитаем там прокламацию.

В трактире шум и гам стоял невообразимый.

Завидя вошедших в дьяволоугодное заведение старших партийных товарищей, Гераська ловко забаррикадировался бутылками с водкой и пивом.

К тому же его загородил широкий рабочий зад в пузырящихся штанах, обладатель коего надсаживался в крике, краснея пьяной рожей:

– К царю-батюшке пойдём… И подадим прошение! Царь пожалеет нас, сирых и в обиду анженерам и мастерам не да-а-аст.

– Пойдё-ё-ём! – поддержал его хор голосов.

Гераська благоразумно промолчал, исхитрившись чуть не под столом хряпнуть малую толику водочки.

– С хоругвями пойдём, – надрывался рабочий.

– Да не надо никуда ходить, товарищи рабочие, – попытался перекричать пьяного оратора Шотман. – Освобождение рабочих зависит от самих рабочих, а не от попов и царей.

– Чаво-о? – вызверился работяга, хватая за горлышко пустую бутылку.

– Не просить царя надо, а штурмом идти на самодержавие, только тогда загорится заря свободы.

– Чичас у тебя фонарь под глазом загорится, – швырнул в Шотмана бутылку разъярённый пролетарий. – Бейте жидов, братцы, – призывно взмахнул рукой и бросился в бой.

Довольный за старших товарищей Гераська поднялся во весь рост, дабы не пропустить какой-нибудь из пинков.

– Смутья-я-ян! – обрабатывал кулаками Шотмана рабочий.

Видя багровые лица и бешеные глаза, Северьянов ловко вскочил на стол, сбил работягу в пузырящихся штанах ударом ноги и, спрыгнув, схватил Шотмана за рукав, таща к выходу.

Тот достал наган и стал палить в потолок, случайно попав в лампочку.

В темноте, под вой, свист и ругань, большевики выбрались на улицу, лицом к лицу столкнувшись с меньшевиком Муевым.

– Вот кто собирается к царю идти, – ахнул ему со всей дури в глаз Северьянов.

Муев сделал эсдекам доброе дело, задержав бренным своим меньшевистским телом выскочивших из дверей трактира мстителей.

– Вот ещё одна гнида антиллехентская, – съездил кулаком в нос медленно приходившему в себя инженеру рабочий в пузырящихся штанах. – Так и шастают здеся, приблуды. Вынюхивают всё, – горестно поглядел вслед исчезнувшим в морозной дымке социалистам.

«Идея идти с петицией настолько овладела умами, что бороться с ней невозможно», – доложили по инстанции пострадавшие большевики.