– Мы ведь царская рота, – уныло потряс головой царь и бог нижнего воинского контингента. – А у нас ни одеял, ни кота нет… – скрипнул он зубами.

– Зато в нашей роте патриотическое воспитание лучше ведётся, – неожиданно для себя обиделся за подразделение Рубанов. – И по стенам картины и щиты с георгиевскими кавалерами краше, чем во второй, у Василия Егоровича, – вышли они из канцелярии и стали разглядывать стены ротного помещения. – Вон, красота какая, – повёл рукой Рубанов. – Одни суворовские афоризмы, на карнизах художником выведенные, чего стоят. А картины батального содержания, – распалился Аким.

– Это да-а! – умильно глянул на молодого подпоручика Пал Палыч: «Толковый офицер из него выйдет», – подумал он. – Мне ещё духовного содержания картины ндравятся, – указал на висевшую над входом в канцелярию картину «Крещение Руси». – Очень душевно написана и в красивую раму забрана. Пойдёмте в мою каморку, ваше высокоблагородие, глянете работу того же художника. Вольнопёром у нас в полку служил. Потом, говорят, в академию рисовальную поступил…

«Наверное, в Императорскую академию художеств», – подумал Аким, входя в крохотное помещение из двух закутков, где жил фельдфебель.

– Вот! – гордо указал Пал Палыч.

– Хорошая картина! – похвалил Рубанов, вслух читая название: «Въезд на осляти».

– Я, когда напсихуюсь в роте, приду сюда, гляну на неё, и так покойно мне становится… Думаю, и с чего я воюю с людями… Да Бог с ними, со всеми… Даже и с ефрейторами вонючими.

Поднявшись в свою квартиру на третьем этаже казармы, Аким велел денщику подать чаю.

– Да не просто чай, – уточнил он, – ещё колбасы, сыру и булок. А то ты, Козлов, прямолинеен, как штык, – решил немного повоспитовать денщика. – Скажешь тебе – чаю… Один чай и несёшь. Плохо тебя фельдфебель уму-разуму учил, – сел за круглый стол, на котором валялись газеты, и вытащил из кипы одну.

«О-о! За рубежом, – стал читать заметку: «В английской официальной военной газете появился на днях приказ: « Строго воспрещается впредь господам офицерам ношение панталон…» В следующем номере появилась такая поправка: «… панталон с золотыми лампасами, как не соответствующих форме», – что до некоторой степени успокоило г. офицеров». Ха! Ежели бы у нас такое написали бы, и Козлов прочёл, сейчас бы подавал мне чай без штанов. Приказ есть приказ», – развеселился Аким.

– Да погоди ты со своим чаем, видишь, газеты читаю, – буркнул денщику, одетому по полной форме. «Та-а-к, какие ещё новости? – полистал газету. – Во. Реклама: «Красивые усы», – полюбовался кучерявым лохматым брюнетом с загнутыми вверх чёрными усищами: «Мечта всякого юноши», – прочёл он. – И подпоручика Буданова, следовало дописать. Так, чего там: «При употреблении Перуина-Пето, через удивительно короткое время вырастают длинные пышные усы и борода. Успех поразительный». С. Пет. Караванная, 16. – Вот куда Буданову следует наведаться, – отложил газету. – Как полезно, оказывается, читать. Но не Льва Толстого, конечно… Так. Из московского уезда. Чего там случилось? Ага!»

– Козлов! «Как там у фельдфебеля… Муха ржавая… Или ещё как». – Слушай сюда. Да поставь самовар на стол. Чего с ним обнялся: « В местности за Дорогомиловской заставой, из запертой кладовой отставного унтер-офицера Лобанова», – не знаешь такого? – обратился к денщику.

– Никак нет, вашевысокосковородие, – скороговоркой доложил тот.

– Говори, не части. Слушай дальше: «… неизвестно кем, посредством взлома, похищено 4 пуда ветчины и 3 уздечки, всего на сумму 26 рублей 50 копеек». – Уяснил, Козлов. Ох, гляди у меня, коли 4 пуда колбасы неизвестные похитят, – развеселился Рубанов. – А где 3 уздечки?