На Балахнинской электростанции удивляла машина, разгружающая наши вагоны. Она переворачивала полувагон с торфом вверх тормашками, и потом ставила его обратно на рельсы.
Работа с торфяной вертушкой проста и довольно однообразна. Но зато ты убеждался, что выполняешь работу, нужную людям.
Нас, однако, часто поругивали машинисты грузовых поездов. Я помнил это, когда нашей «лебедянке» приходилось ехать следом за подобной «вертушкой», то колеса паровоза буксовали из-за торфяной пыли на рельсах.
Иногда, нас посылали на маневры. Тогда наш паровоз въезжал с вагонами на пути всевозможных предприятий от танкового полигона и до кондитерской фабрики.
На полигоне мы выставляли платформы с танками и бронетранспортерами за въездные ворота этого ведомства. А вот подача вагонов на плодоовощную базу или в какое-нибудь подобное место часто сопровождалась с внеплановой работой по расстановке вагонов то у склада, то у какого-нибудь транспортера.
Тут мы оказывались желанными гостями не только для того, чтобы затолкать вагоны на их территорию, но и расставить их в нужных местах. Поэтому нас встречали, как важных персон, и угощали от души за внеплановую выполненную работу.
В конце такой рабочей смены у нас в кабине лежали конфеты и пряники, иногда разные фрукты, а бывало, сметана и творог. Мой расторопный машинист в такую ночную смену на маневрах даже брал специальную банку под сметану. Он говорил – «это дефицит для дома, для семьи». Я его понимал, и даже немного завидовал.
О классической музыке
Говорят – «кесарю – кесарево» – и это кажется естественным. но выражения «слесарю – слесарево» уже вызывает раздражение и обиду. А мы-то уже стали помощниками машинистов, и нелепое «помощниково» выглядело просто смешным.
Присмотревшись к помощникам и самим машинистам, я как-то не смог увидеть в них чего-то того, что отличало бы их от слесарей, не в обиду им это сказано. Пришлось искать ответ, но в себе.
К тому времени я разыскал в Горьком свою двоюродную сестру Наташу. Я не видел ее почти пять лет, и поэтому немного удивился тому, как она повзрослела. Сестра уже заканчивала консерваторию по классу виолончели. Жила она на стипендию и небольшую помощь, изредка присылаемую нашей родней.
Причины ее быстрого взросления мне стали понятны спустя несколько лет, когда сам стал учиться в университете, и жил только на стипендию и редкие переводы от родных.
Наташа с подружкой снимали комнатку в дальнем районе города, близ большого горьковского трамплина. Я стал изредка наведываться к ней в гости.
Наташа потихоньку просвещала меня, приглашая на концерты. Она выбирала репертуар, доступный даже кочегару, и тем более, помощнику. Это был Моцарт, Чайковский, Вивальди и еще кто-то из известных композиторов.
Однажды мы удачно попали на концерт, на котором меня вдруг осенило, и вспомнилась моя первая встреча с классической музыкой.
Случилось это давно, когда я еще учился в школе. Однажды мне в библиотеке попалась интересная, и даже захватывающая книга «Последний рейс „Колы“». Герои книги – моряки, перегонявшие старый корабль на последнюю стоянку. В бурю канат буксира оборвался, и команда из четырех человек оказалась на судне один на один с бушующим морем. Они с трудом выжили в той передряге.
Автор хорошо выписал борьбу людей со стихией. Читалась книга, что называется, на одном дыхании. Но, как всегда, после прочтения, я сдал ее в библиотеку, и казалось, уже забыл.
И вдруг, спустя месяц-другой после прочтения, вечером из нашего репродуктора – черной тарелки на стене – зазвучала музыка, которая вызвала в памяти впечатления о книге, о той борьбе людей с разбушевавшимся морем.