– Подними руку с солонкой вверх и держи. Теперь бери любую вещь в левую руку.

– Держу салфетки.

– Ты в этом уверен, Аристарх?

– Не издевайся, конечно, уверен.

– А теперь скажи, что в моих руках?

– Без сомнений, тетрадь для стихов.

– Можешь удержать её зубами?

– Да, давай удержу.

– А теперь сильно вытяни обе руки вверх и встань на цыпочки, расслабляющим голосом произнесла Эвелина и дождавшись, когда Аристарх исполнит её просьбу, тут же плеснула обжигающий кофе поэту на живот. Тот резко дёрнулся от боли, и быстро положив солонку и салфетки на стол, стал в бешенстве стряхивать напиток. Потом, всё-таки, взял себя в руки, вынул тетрадку из рта и, аккуратно положив её на стол, довольно сердито обратился к гостье: «Ну и в чём фокус»?

– Давай сначала вспомним, что у тебя было в руках и зубах, – улыбаясь, сказала Эвелина.

– В руках солонка, салфетки, а в зубах тетрадка.

– Ты уверен?

– Абсолютно уверен и лучше говори в чём прикол, а то я реально злюсь.

– Ты стоял на цыпочках и не шевелил ногами?

– О, Боже, да!

– То есть, облить тебя кофе могла только я? Ведь твои руки держали другие предметы, даже твой рот кусал тетрадку и какие бы слухи не ходили о твоей мужской силе, манипуляция с чашкой кофе совершенно невозможна.

– Да!

– Так значит, я абсолютно реальна и вовсе не плод твоего воображения, – строго произнесла Эвелина и пододвинула к себе вторую чашку кофе.

– Да, Ши, получается, что так, сам себя я облить ну никак не мог, – задумчиво ответил Аристарх и, на всякий случай, отошёл в сторону.

– Не дёргайся, больше поливать тебя кофе не буду, этот просто хочется выпить, – весело рассмеялась гостья.

– И при всём при этом, ты видела Бориску?

– Да, я видела твоё комнатное привидение, и оно тоже, очевидно, своеобразная реальность, ведь настоящий Ельцин давно помер.

– Вот, гад, сдох… И давно?

– Если не ошибаюсь, году так в две тысяче седьмом.

– А пятнистый тоже сдох?

– Это кто?

– Горбачёв.

– Нет, этот пока жив ещё, даже иногда что-то вякает, но всем пофиг. Одного не могу понять, неужели ты ничего не помнишь?

– Всё гораздо хуже, Эвелина, так получается, что я об этом ничего не знаю… Аристарх грустно смотрел на Шиманскую, осознав, что кроме неё, он ни в ком не найдёт ни поддержки, ни понимания.

– Я вот подумала, после призрака Бориски меня ничто не удивит, но, похоже, не права. Давай уж, рассказывай всё, как есть.

– Да тут и скрывать нечего, последнее, что помню о себе – это, как уснул в двухтысячном, после возлияний с Бориской. Пили отличный коньяк, кстати… Теперь мне сорок два, и я совсем ничего не понимаю в происходящем.

– Это действительно очень стрёмно. Знаешь, если бы не Ельцин, странным образом растворившийся в воздухе, я бы подумала, что ты полностью сдвинутый или плохо шутишь.

– Быть сдвинутым не так уж и плохо для гения, – резко прервал разглагольствования Эвелины, Аристарх.

– Ну не знаю, не знаю, санитаров бы я тебе точно вызвала, – рассмеялась Шиманская.

– Впрочем, происходящее сейчас даже для меня перебор, ничего не понимаю, – честно признался Майозубов.

– Аристарх, может, дело в последствиях коронавируса?

– А что такое коронавирус?

– Что, ты даже не в курсе этого?

– Не в курсе, конечно же, зато отлично помню, как Ельцин сказал: «Я устал, я ухожу».

– Тогда, Аристарх, мне многое тебе придётся рассказать…

– Это хорошо, но, если можешь, расскажи сначала обо мне… Я о себе, вообще, ничего не знаю. Хотя, судя по тому, что ты моя поклонница, личность я тут весьма популярная.

– Да, ты очень популярен несмотря на то, что стихи нынче не особо в чести. Однако, тебе удаётся с помощью поэзии и влюблять, и бесить. Например, знаменитые частушки, которые ты посвятил Собчак, их многие не поленились выучить наизусть: