К одному из таких мест направлялся Крео Спри, не забывая укутываться в пальто, словно ограждаясь от плывущей на встречу скверны. Один модно разодетый в пестрые тона юноша, пройдя очень близко со Спри, на долю секунды обволок его слепящей голографической сферой: Крео без какого-либо желания вынудили нырнуть в чужую учетную запись социальной сети. Отдалившись от Спри на добрые три шага, со спины молодой человек напоминал находящегося в изоляционном боксе больного иммунодефицитом. С каким бы издевательским гротеском Крео ни подходил к говорящей свободе таких вот повес – а на деле, их скрытому требованию внимания к своим персонам, – тяга подрастающего поколения к неприкрытой откровенности собственных жизненных драм принимала пандемические масштабы. Она разрасталась среди молодежи за спинами академических лекторов, нагло отупляя зубы перед гранитом науки: конечно же, имелась в виду самая популярная социальная площадка КнотАс (первая буква опускается при произношении) – эта метасфера объединяла миллиарды живых существ, но взамен требовала сдачу своей индивидуальности.

Кто-то носил инвазивные нанопроводники – как правило, электрод закреплялся под ушным завитком, – тем самым скрывая от прохожих глаз мир сетевого профиля; кто-то видел невозможным существование мира без голографических иллюстраций своих ежедневных душевных смут, принуждающих случайного зрителя к поддельному сочувствию. Одним словом, настоящая засуха от чумной диджитилизации опустошала одну почву нераскрытого потенциала за другой. Инвазивные устройства с открытым глазам публики сетевым профилем занимали по численности такую же треть потребительской аудитории, как и аналогичные гаджеты с закрытой визуализацией профиля. Оставшаяся треть, к которой можно было причислить Спри, не гнушались более аскетичных форм сообщения с сетевой топологией: редко используемый браслет с фотопластинкой для проекции объемной мультимедии крепился на запястье так же естественно, как и произрастал из плоти пальца ноготь.

До бар-клуба, куда направлялся Спри, оставалось пройти утробы нескольких кварталов. Однако манящие мысли о встреченной женщине заставляли Крео сбавлять шаг, так как он знал, что, увлекшись быстротой темпа, связь с воображаемым им образом прервется тем внезапнее, чем скорее он доберется до бар-клуба Скорбящий Дедал.

Видел ли он ее раньше? Приходила ли она к нему в тех самых грезах, когда мужчине является идеал и он принимается боготворить его с не меньшим трепетом, чем это делает бедствующий моряк при виде полярной звезды? Крео Спри не знал, испытывает ли он разочарование к своему пошатнувшемуся волчьему самозабвению или же благодарность перед щедростью судьбы.

Не могла найти ответ и Ханаомэ Кид на то, что заставило ее вдруг, вопреки сформированной опытом общения с противоположным полом неприступности, податься полю сближающего магнетизма и улыбнуться мужчине в тот безвозвратный момент, когда понимаешь, что запланированная совместная работа будет служить фоном для произрастания чего-то большего. Застигнутая врасплох непрекращающимся давлением парализующих чувств девушка была вынуждена в одном черном, как ночь, белье, чуть сгорбившись, испуганно таращиться в зеркало, будто бы за ним скрывался ответ. Сильнее надавливая изящно тонкими с прожилками мускулов руками на туалетный столик, Бэа с порицающей остротой вела зрительный допрос в отношении обвиняемой: адвокатируемый природной стихией ответчик был непреклонен. Чулки, обволакивающие ее ноги в едва прозрачную черную сеть, вкупе с теменью спальни распыляли никотиновый зной кабарэ, впадая в томительность приглушенного света от минисофитов зеркала. Она почему-то почувствовала себя падшей женщиной, явившейся в безвольной наготе на подмостки бурлеска, отчего еще сильнее возненавидела себя. Что за несусветная чушь, думала она, пытаясь сбалансировать беспокойные весы внутренней гармонии умозрительными пощечинами.