Надо было произносить тост, но Николай Филиппович против своей воли перевел взгляд на тараканье пятно. Эти насекомые были единственным, что не нравилось ему в Советском Союзе. Они были рядом всю его сознательную жизнь: в отчем бараке во Врезани, в севастопольском училище, в дальневосточном гарнизоне. В Новозаборске жил уже четыре года, и все это время приходилось бороться с подлыми рыжими тварями. Товарищ Ленин тоже был шатеном, но это все-таки – Ленин!

Тараканы же были наглы, хитры, живучи, и удивительно походили повадками на ревизиониста Троцкого. Букашенко каждодневно поливал их кипятком, топил в бензине, давил тапками, травил химикатами и даже однажды попытался использовать газ, открыв вентиль плиты, однако, твари продолжали плодиться и размножаться, причем – что самое ужасное! – покушались на продукты питания, которые доставались с немалым напряжением сил.

Тьфу!

– Нам предстоит создать основы новой жизни, – многозначительно пообещал оратор. – Конечно, это нелегкая работа, но все же она нам по силам. Мы переживали в прошлом более сложные времена. Уверен, мы пройдем и этот трудный период. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о шести-восьми месяцах. В это время нужна выдержка. И тогда наши сложнейшие реформы удастся провести!..

– Я так думаю, – указывая вилкой на сплюснутого насекомого, пробормотал старший Букашенко, – что их нам Америка подбрасывает. Через контрольно-следовые полосы на границе. Специально. Планом Даллеса не смогли расчленить, ну, вот, стало быть, насекомыми пытаются. Нам – когда я в училище преподавал, секретарь партии рассказывал, что они СПИД распространяют. Так-то, Лука! А ты все свой Запад слушаешь, «Голос Америки» и прочую мутню!

– Да, причем здесь Запад, когда мы Новый Год встречаем?! Скажешь тоже. Я музыку слушаю, папа. Рок, Джима Моррисона, Моцарта. Тебе этого не понять. Ну, что: за Новый Год?

– За Новый Год, Лука! – отставной моряк перекрестился и выпил. – Береги, сын, честь и силы: еще целое Рождество впереди!

Сын недовольно поморщился. С его точки зрения, поведение отца не свидетельствовало о глубокой набожности. Нет должного отношения. Как так: коммунист безбожника Ленина нахваливает, и имеет при этом наглость про Господа рассуждать?! Верно про таких Христос говорил: фарисейская закваска! И куда можно с ней прийти? Только брагу гнать, а ведь путь наш – во мраке, как говорил герой одного из фильмов.

– Хочу поздравить вас, уважаемые россияне, с Новым годом, с Рождеством! Желаю крепкого здоровья вам и вашим близким, благополучия и счастья…

Лука встал, глубоко вздохнул и возвел глаза к потолку, украшенному многочисленными водяными разводами от протекающей крыши. Где-то там, в вышине пребывал Он!

Надо заметить, что и отец и сын были людьми верующими, что выражалось в постоянном о том упоминании, и указании на отступничество оппонента. Отец видел ежедневные грехи сына, сын – постоянные отцовские нарушения Заповедей, и в непрерывных спорах они без устали поносили друг друга последними (часто даже – нецензурными) словами, находя естественные объяснения собственным проступкам.

– Да, пей скорей, ельцинист! – сварливо заторопил его отец. – Чего высматриваешь?

Вот алкаш проклятый, под бой курантов скорбно подумал Лука: лишь бы нажраться, и – в люлю! А, нет, чтобы – с толком, с расстановочкой. По душам поговорить, как Христос с апостолами.

– Да, не ельцинист я, сколько тебе раз говорить? – Лука перекрестился, выпил и обиженно уставился на отца. – Ведь знаешь, что я – против развала СССР!